Давид, будто заколдованный внимал этой легенде, настолько красноречиво и правдиво её рассказывала эта женщина. Тем временем она продолжала:
— Медвежата росли и матерели не по годам. Ушкуй к тому времени построил себе сруб на краю деревни, нашёл себе справную жену, нарожали детей и начал жить в своё удовольствие. Душан же напротив с головой ударился в охотничье ремесло, выслеживая и добывая шкуры самых опасных зверей, этим он сыскал себе немалую славу. И не было девушки, не желающей стать его невестой, вот только воспылал Душан огненной страстью к жене своего брата. Поселилось тогда в его душе тяжёлым камнем лютая злоба на брата. Жил в то время неподалёку некий колдун, уже и не вспомню его имя. Обходили хижину этого колдуна добрые люди пятой дорогой. Говаривали, будто с нечистой силой окаянный повязан, будто сам чёрт ему дрова колит, а домовой за водой к колодцу бегает. Начал Душан к нему по вечерам захаживать, да совет держать. Да вот только после каждого раза всё меньше в нём от человека оставалось, стал покрываться чёрной шерстью. Вместо одежды стал шкуру того самого медведя таскать, а глаза у него стали чёрные и нелюдимые как смоль. Хотел было Ушкуй брата образумить, да только не вышло у него ничего, вместо этого напал на него Душан, и чуть было не удушил. Вовремя мужички из села подсобили. Посовещались тогда селяне и выгнали прочь Душана из общины. И как бы не было больно и тоскливо Ушкую за брата, но нечего не мог он поделать. Прошло время, медвежата повырастали, и начал Ушкуй их с собой на охоту брать ведь только него они и слушались. Как однажды вернувшись домой он не нашёл в избе нежены не детей. Только стены были перемазаны кровью, но не тел не других следов Ушкуй не нашёл. Будто под землю они провалились. Поведали тогда соседи Ушкую про то, что заявился в их село страшный зверь, похожий не то на волка, не то на медведя. Что, мол, он то и украл его семью, под покровом ночи. Исследовав здешние места вдоль и поперёк, но не найдя и следа похитителя, Ушкуй от горя и безысходности подался с поклоном к колдуну. Колдун принял его радушно и поведал что похититель его семьи его родной брат, ставший тёмным духом. И что найти он его сможет, только если сам станет таким же. «Как же я стану духом? Ответь мне колдун я на всё готов ради семьи!» — Воскликнул охотник, и тогда колдун ответил ему: «Убей своих товарищей беров и съешь их ещё бьющиеся сердца, и я смогу превратить тебя в духа. Со слезами на глазах Ушкуй убил своих верных питомцев и, вырезав им сердца, съел их. Тогда колдун прочёл заклинание и Ушкуй превратился в огромного чёрного бера и в миг позабыл свою семью и детей.
— Не очень-то счастливый конец… — Поморщился герой.
— Что поделаешь! Народные предания они такие. Когда я была совсем маленькой моя мать пугала меня тем, что меня заберёт дух Ушкуя. Что служат колдуну два брата охотника, один в шкуре бера другой волка.
— А что с семьёй Ушкуя стало? Нашёл он своего брата? Семью свою вызволил?
— Да нет же я говорю, никто никого не вызволил. Колдун братьев обманул, и себе во служение навечно поставил. Хотя другие люди сказывают, что Душан и Ушкуй вовсе не служат колдуну. А наоборот рыщут по свету в поисках его чёрной как уголь души…
— Ну и что я должен ценного подчерпнуть для себя? Не зря же ты мне это всё размазывала?
Старушка почесала свою седую голову и ответила:
— А чёрт его знает! Когда начинала рассказывать, помнила, а сейчас и не вспомню. Мне-то уже девятый десяток пошёл. Голова совсем туго соображает… Погоди — погоди! Вспомнила. Так вот по преданию бера приручить можно, только если ты его родителя голыми руками уложишь. В другом случае он тебя за хозяина не примет. Ты вот первый на моей памяти у кого это получилось. Сколько помню, многие пытались, но потом махнули, слишком опасно, да и дурость всё это… На бера с голыми руками! Смех, да и только! Тебе он как достался?
— Я же говорю, нашёл берлогу, там вот этот… — Начал было герой, но наткнулся на пронзительный взгляд старухи, поправился. — Ух… была там медведица, я в неё всю обойму высадил, а ей хоть бы что. Тогда я её ножом и запорол. Но я там не один был, да и последний выстрел не мой. Так, что враки всё это. Он меня за хозяина посчитал, потому что больше некого. Попался он бы не мне, а отчиму, и парням из Зори мигом бы ему башку, свернули, а я пожалел. Вот он и почувствовал во мне хозяина.
С минуту сидели молча. На сей раз, герой понял, что отстрелялся, и старуха ему поверила, но то и дело ощущал её оценивающий взгляд у себя на шее.
— Ты в старых богов веришь? — Спросила старуха, указывая на висящее, на его шее ожерелье из грубо вырезанных деревянных идолов.
— Да нет, это один товарищ на прощание подарил. — Ответил Давид, проводя ладонью по деревянным мордам.
Немного поразмыслив, старуха ответила:
— А до меня слухи дошли, что, мол, идёт сюда старовер, да ещё с ручным медведем. Дай думаю напоследок на такое диво посмотрю.
— А почему напоследок? Вы крепко выглядите, для своих лет, сколько вам шестьдесят? Шестьдесят один!
Старуха хрипло рассмеялась и множество морщин на долю секунды разгладились. Но потом она снова вернулась в свой угрюмый вид и ответила:
— Нет, деточка мне уже восемьдесят девять… Как жизнь быстро пролетела! И опомниться не успела, как уже помирать надо… Ну, нечего здесь я уже всё увидела, может на том свете меня чем-нибудь удивят.
— А не рано вы умирать собрались? Вы вон какая крепкая и моложавая. Ещё меня переживёте.
— Не переживу, — мрачно ответила она, — ты думаешь я специально до тебя столько шла? У нас обычай такой, как только старый человек перестаёт приносить пользу, его отводят сюда и хоронят вместе с его родственниками…
— Но как же так!? — Воскликнул герой, недалеко сидящие охотники, побросали кости и вскочили на ноги.
— Да ты не переживай! — Примиряюще ответила бабушка. — Я их сама попросила. Ты даже не подозреваешь, что означает старость. Когда у тебя всё болит и не одно средство не может тебя помочь. Я не спала уже более пяти лет, а здесь захоронены все мои близкие. Мой сын и муж тоже лежат здесь. У меня на погосте больше родственников и любимых людей, чем в мире живых.
Давид смотрел в лицо этой престарелой женщины. Из её глаз потекли слёзы, и он понял, насколько она страдает. Страдает не физически. Её гложет более сильная и страшная боль.
— Да и поговорить вот так по душам мне бы иначе не позволили. — Прошептала она, стирая с лица слёзы. — У нас порядки такие, с чужаками мы ни словом не обмолвимся. Да и не бывает здесь чужаков. Вы первые кого сюда пустили и только потому, что приняли тебя за старовера.
