Авторов Коллектив - Победители Первого альтернативного международного конкурса «Новое имя в фантастике». МТА I

«Ну что, оклемался? – спросил я. – Зачем ты его убил, гад?».

Доктор молчал.

Я подбросил дров в огонь и вспомнил вдруг, как точно так же, у костра, коротал ночь в горах со своими двумя рабами-нечистыми. Мы весь день косили траву, и я работал наравне с ними, потому что хотел накосить побольше: нам нужны были деньги, а за сено хорошо платили.

Я блаженно лежал близ самого костровища, в котором ярко полыхали угли. Рабы жались поодаль. Они завернулись в старую кошму, но мерзли – она не спасала.

Мне стало интересно, о чем они думают. Тот раб, что постарше, – старик, у которого кожа свисала с ребер, – ответил: «О свободе, хозяин».

Я рассмеялся: «Зачем она тебе, старик? Ты уже умираешь. И дома давно забыли о тебе, ты в плену два десятка лет».

«Многие в плену всю жизнь и все равно хотят убежать», – осторожно возразил раб.

«Хотят убежать собаки, которые сидят на цепи, – сказал я. – А я вот доволен своей жизнью. Свобода мне не нужна. Я и так свободен».

«Ты ошибаешься, – вновь возразил раб. – Ты несвободен выбирать, где тебе родиться, в какой семье, на какой земле. Твоя маленькая свобода – как рыбка в океане. Она думает, что счастлива и бессмертна, пока ее не проглотит акула».

«Где же эта акула, которая проглотит мое маленькое счастье?», – рассмеялся я.

«Она рядом. Пока ты доволен жизнью, она всегда рядом, хозяин».

«Так скажи мне, где она, и я ее убью».

«Тот, кто убивает, никогда не увидит свободы, – сказал раб. – Он сам становится акулой, которую хотят убить маленькие рыбки».

«Но акула-то – свободна, не так ли?»

«Эта акула – она только кажется свободной».

«В чем же ее несвобода?»

«Она обречена причинять боль живущим вокруг. И потом, иногда бывает так, что маленькая рыбка побеждает акулу».

«Ну зато она довольна своей акульей жизнью! Ты красиво говоришь, раб. Кем ты был до того, как попасть в плен?»

«Учителем в школе. Учил детей».

«А зачем пошел на войну?»

«По глупости. От меня ушла жена, и я решил: пусть меня убьют на войне. Пришел к военным, заключил договор, и меня отправили в учебную часть, потом в действующую армию. Немного повоевал, меня контузило, и вот я в плену».

«Значит, ты у себя на родине не смог убежать на свободу от самого себя, так?»

«Почему же, я убежал, я смог. Только бежать надо было не туда. Война – это океан несчастья. Я убежал из плена в плен. А надо было просто уйти в работу, я люблю детей. И я был бы с ними счастлив».

«И свободен?»

«Нет, я был бы счастлив той несвободой, которая меня окружала в моей школе».

Мне надоело продолжать разговор. Я посмотрел на низкое ясное небо, испещренное звездами, на широкое ущелье, вольно лежавшее далеко внизу, на строгие темные вершины гор. Этому старику просто не повезло в жизни. Он брюзжит из-за своих неудач. А я свободен, что бы он ни говорил, свободен и счастлив.

Но здесь, в лагере десантников, тоже – я. Тот же самый, что когда-то, не так уж и давно, спорил с рабом в горах. Тогда, в прошлом, я был акулой – от моего настроения зависели жизни двух рабов. А сейчас я сам – раб, маленькая рыбка, скрывающаяся от преследователей. И океан, по которому я мечусь, очень уж тесен…

«Доктор, – сказал я. – Откуда ты знал, что я решил уйти из лагеря?».

Он поднял на меня выцветшие глаза.

«Мы с Полковником знали, что к тебе возвращается память. Мы рассчитывали, что тебя потянет к матери, что ты не выдержишь. Так и получилось».

«Почему я забыл прошлое?»

«Это высшая тайна Лохариата».

Доктор замолчал, понурив голову.

«Говори! Говори, гад!», – прошипел я, подбежав к нему.

«Да все просто, – промямлил Доктор. – Есть химическое вещество, оно блокирует память о прошлом. Раз в месяц его сюда доставляет катер. Оно хранится в ампулах у меня в сейфе, и о нем знаю только я. Вы принимали его вместе с пищей. Небольшая доза ежедневно – и человек становится как чистый лист. Он не задумывается о том, откуда пришел, о чем мечтал. Он доволен тем, что есть. Очень удобно для подготовки мучеников. Вас же настраивают на то, что вы умрете первыми в священной борьбе. Вам становится не о чем жалеть, вот вы и несетесь умирать первыми. Никаких проблем».

«Полковник тоже не знает об ампулах, – помолчав, произнес Доктор. – Я ему рассказал, что ты вспомнишь о своей матери, и все. Я просто перестал подливать тебе в суп вещество из ампул – и процесс пошел».

Чушь какая-то.

«А Полковнику-то зачем вся эта каша?», – спросил я.

Неожиданно Доктор расхохотался.

«Полковнику зачем? – повторил он, задыхаясь от смеха. – Полковник планировал тебя быстренько изловить и устроить казнь. Наши ребятишки должны были тебя показательно расстрелять. Новый пункт программы подготовки мучеников – круговая порука кровью, вот и все».

Твари! Бездушные, жестокие твари! Я принялся беспорядочно пинать Доктора, бить его сырыми тяжелыми «вездеходами». Он, скрючившись на полу, то ли стонал, то ли смеялся.

Запыхавшись, я приказал себе остановиться. Смутная мысль пришла мне в голову, и теперь ее очертания начали вдруг проясняться. Доктор – мое спасение, вот оно что. Это хороший заложник. Хранитель высшей тайны. Ради него они пожертвуют многим. Нас хорошо учили, как побеждать врага, используя заложников.

Я сплюнул на пол и пошел на второй этаж, к окошку, под которым мок Буйвол.

Хорошо бы научиться совсем ничего не чувствовать. Когда трудно, задача не по силам, у меня такое случается – впадаю в спячку. Режь меня, бей, зови – бесполезно. На последних учениях я был один в подводной капсуле, и в самый ответственный момент разом вышли из строя все приборы управления. Еще с полминуты я что-то пытался предпринять, но потом как будто сам выключился, вслед за приборами. Я понимал, что, не будь это тренировкой, шел бы уже ко дну, но, видит Лох, мне все стало безразлично. Я спал наяву и тогда, когда меня вытаскивали из капсулы, и тогда, когда Капитан-2 распекал все наше отделение за срыв учений.

Что еще интересно – сны являются необыкновенные, просыпаться неохота. Там, в капсуле, привиделся мне высокий усатый человек, и так к нему сердце лежит, будто бы мы давным-давно знаемся. А я будто бы еще совсем мал. И вот этот усатый берет меня могучими руками и усаживает на коня. И говорит: «Ну, держись, богатырь, не бойся». Конь скачет рысью, мне страшно, а человек бежит рядом и кричит мне что-то хорошее, но что – не разобрать.

Заснул – и ничего, обошлось. А можно было наломать дров сгоряча. Вот Фашист, к примеру, – он сам рассказывал, – потерял управление и взбесился, сдуру расколотил в щепки приборную доску. За что был посажен в яму.