До катушки он, однако, добрался, а потом с прежним энтузиазмом откатил ее к ноге Делакруа. Я повернулся к Джону Коффи. Тот стоял у решетки и улыбался. Усталой такой улыбкой и не слишком радостной. Нетерпение, которое читалось в его взгляде, когда он просил передать ему мышонка, ушло, как и гримаса боли, перед тем как он выплюнул насекомых, которые едва не перекрыли ему дыхательные пути. Передо мной стоял привычный нам Коффи, с отсутствующим лицом и странными, смотрящими в никуда глазами.
— Ты ему помог, — напомнил я. — Правда, здоровяк?
— Совершенно верно. — Улыбка стала шире. Мгновение-другое он считал себя счастливым. — Я помог. Я помог мышке Дела. Я помог… — Чувствовалось, что он забыл, как зовут мышонка.
— Мистеру Джинглесу, — подсказал Дин. Он пристально смотрел на Коффи, словно ожидал, что тот вспыхнет огнем или всплывет к потолку.
— Совершенно верно, — кивнул Коффи. — Мистер Джинглес. Цирковая мышь. Будет жить в плексигласовом доме.
— Именно. — Теперь так же смотрел на Коффи и Гарри. А за нашими спинами Делакруа улегся на койку, посадив Мистера Джинглеса себе на грудь. Дел что-то ему нашептывал, вроде бы пел французскую песню, очень похожую на колыбельную.
Коффи повернулся к столу дежурного, что стоял в конце Зеленой мили, и к двери, что вела в мой кабинет и в кладовую.
— Босс Перси плохой. Босс Перси злобный. Он наступил на мышку Дела. Он наступил на Мистера Джинглеса.
И прежде чем мы успели ему ответить, Джон Коффи направился к своей койке и лег лицом к стене.
Перси стоял к нам спиной, когда двадцать минут спустя мы со Зверюгой вошли в кладовую. Он нашел банку полировочной пасты на полке над ящиком, куда мы бросали грязную униформу (а иногда и цивильную одежду: тюремной прачечной все равно, что стирать), и полировал ножки и подлокотники электрического стула. Вам, наверное, покажется это странным, может, даже извращенным, но я и Зверюга восприняли его действия как само собой разумеющееся. Этим и следовало ему заниматься, вместо того чтобы топтать мышей. Назавтра Старая Замыкалка принимала публику, а Перси вроде бы руководил всем мероприятием.
— Перси, — тихим голосом позвал его я.
Перси повернулся, и при взгляде на нас мотивчик, который он насвистывал, застрял у него в горле. Я не увидел в его глазах страха, во всяком случае, в первое мгновение. Мне показалось, что Перси даже как-то повзрослел. И я подумал, что Джон Коффи прав. Перси выглядел злобным. Злоба — что наркотик, уж я-то в этом разбираюсь, и Перси уже прочно сел «на иглу». Ему нравилось то, что он сделал с мышонком Делакруа. А еще больше ему нравились полные отчаяния крики француза.
— Нечего меня учить, — резко ответил он. — Это всего лишь мышь. Ей вообще тут не место, вы это отлично знаете.
— С Мистером Джинглесом как раз все в порядке. — Сердце у меня чуть не выскакивало из груди, но я постарался, чтобы мой голос звучал предельно буднично. — Бегает, пищит и катает катушку. Ты ничего не можешь сделать как надо, даже убить мышь.
Перси недоверчиво смотрел на меня.
— И вы думаете, я вам поверю? Я размазал эту тварь по полу! Я слышал, как захрустели кости! Вы просто…
— Заткнись.
Его глаза широко раскрылись.
— Что? Вы это смеете говорить мне?
Я шагнул к нему. На лбу вздулись вены. Не припомню, когда в последний раз я так злился.
— Разве ты не рад, что Мистер Джинглес в добром здравии? Я думал, ты порадуешься, особенно в свете тех разговоров, что наша задача — успокаивать осужденных, тем более на пороге казни. Так что радуйся. Дел будет спокоен, когда выйдет на Милю.
Перси переводил взгляд с меня на Зверюгу.
— Что за игру вы затеяли? — В голосе его чувствовалась неуверенность.
— Никто ни во что не играет, — ответил Зверюга. — Это ты все воспринимаешь как игру… поэтому тебе ни в чем нельзя доверять. Хочешь знать правду? Я думаю, что ты очень мерзкий тип.
— Полегче, приятель. — Голос Перси дрогнул. В нем уже ощущался страх. Он боялся того, что мы можем потребовать от него, боялся наших планов на будущее. Меня это только порадовало. С испуганным человеком легче договориться. — Мои друзья очень влиятельны.
— Это ты уже говорил, но мы все знаем, что ты у нас большой выдумщик. — Казалось, Зверюга вот-вот рассмеется.
Перси бросил тряпку, которой он полировал Старую Замыкалку, на сиденье.
— Я убил эту тварь! — Голос все так же дрожал.
— Пойди и посмотри сам, — пожал плечами я. — Это свободная страна.
— И пойду, — огрызнулся Перси. — Пойду.
Он сдвинул брови, повертел расческу в маленьких ручонках (Уэртон не ошибся, отметив в Перси женственность), поднялся по ступеням и скрылся за дверью, ведущей в мой кабинет. Мы со Зверюгой остались у Старой Замыкалки, в молчании дожидаясь, когда он вернется. Не знаю, как Зверюга, а я не мог найти ни одной темы для разговора. Не хотелось даже думать, не то что говорить.
Прошло три минуты. Зверюга взял брошенную Перси тряпку и начал полировать спинку Старой Замыкалки. Закончил с одной панелью, принялся за другую, когда появился Перси. Спускаясь по ступеням, Перси споткнулся и чуть не упал. На лице его читалось одно: он все еще не верил тому, что увидел собственными глазами.
— Вы их поменяли, — взвизгнул он. — Не знаю как, но поменяли. Вы издеваетесь надо мной, но даю слово, вы об этом горько пожалеете! Если вы это не прекратите, то я отправлю вас на биржу труда! Да за кого вы себя принимаете?
От волнения у него перехватило дыхание, руки сжались в кулаки.
— Я тебе скажу, за кого мы себя принимаем, — ответил я. — За людей, с которыми ты работаешь, Перси… Слава Богу, работать тебе с ними осталось недолго. — Я положил ему руки на плечи и чуть тряхнул. Не сильно, но тряхнул.
Перси попытался вырваться.
— Уберите…
Зверюга схватил его за правую руку. Маленькая, белокожая, мягкая, она исчезла в лапище Зверюги.
— Заткни пасть, сынок. Если хочешь знать, что для тебя благо, прочисти уши и слушай.
Я развернул Перси, поставил на возвышение, а потом толкнул. Ноги его, ударившись о Старую Замы- калку, согнулись, и он плюхнулся на сиденье электрического стула. От его спокойствия не осталось и следа, так же как от злобы и наглости. Электрический стул остается электрическим стулом, даже если рубильник и не включен, а Перси, помните, был еще очень молод. И я рассудил, что теперь он сможет воспринять то, что мы собирались ему сказать.
— Я хочу, чтобы ты дал нам слово.
— На предмет чего? — Он еще пытался петушиться, но глаза его переполнял ужас. Старая Замыкалка воздействовала на людей и без электричества, и Перси ощущал на себе это воздействие.
