– Ну, дергайся! А то вечно – ни рыба, ни мясо…
– Не дождешься! – Ира попыталась встать, но Олег придавил ее коленом, как мешок с картошкой, – пусти, тварь! Позвоночник сломаешь!..
– Ничего я тебе ломать не буду, – он засмеялся, – начнем с малого – скажи, я, маленькая шлюшка.
– Пошел ты!.. – возмутилась Ира, – отпусти немедленно!
– Ну, сама напросилась…
Когда в ее «пятую точку» врезалась медная бляха, Ира заорала так, что наверняка услышали все соседи, но она-то знала – никто из них никогда не станет связываться с ее мужем.
– Хватит!.. Псих!..
Ира чувствовала, как раз за разом обжигающая волна прокатывается по телу, вклиниваясь в сознание, и оно, то требовало, то умоляло прекратить пытку.
– Я – маленькая шлюшка… – проскулила Ира, глотая слезы.
– Так, а теперь скажи – я буду хорошей девочкой.
– Я буду хорошей девочкой… – как она ненавидела себя за эти слова!.. Но понимала, что иначе Олег может просто забить ее до смерти, и лишь утром, протрезвев, осознать, что наделал. Правда, ей это будет уже не важно.
– То-то же, – он развернул ее и принялся стягивать трусики.
– Нет! – Ира судорожно вцепилась в них.
– Как, нет? Ты ж хорошея девочка или мне послышалось?
Олегу так и не удалось разжать ее руки, но лопнули гнилые китайские нитки. Больше Ира не сопротивлялась, поняв, что ничего не сможет сделать, пока он не исполнит всех своих садистских планов. Только потом он, возможно, оставит ее в покое, и чем быстрее это произойдет, тем лучше. Раздвинув ноги, она прикусила губу и закрыла глаза.
Ире казалось, что насиловали ее несколько часов, и когда Олег наконец поднялся, сил у нее не осталось. Он же застегнул джинсы и подойдя к столу, налил водки; посмотрел на лежавшую неподвижно жену.
– Думаю, все у нас будет хорошо, – он поднял стакан, – а теперь, марш спать!
Ира знала – приказ надо исполнять, поэтому с трудом поднялась – казалось, болело все, что могло болеть, и только в коридоре стала возвращаться способность мыслить. Она остановилась перед ванной. Надо было немедленно смыть последствия всей этой гнусности.
…А если шум воды навеет ему очередную фантазию?.. Хотя хуже уже не будет… – она закрыла дверь на задвижку и пустила воду. Из зеркала на нее смотрело жуткое опухшее лицо с красными глазами и размазанной косметикой; два синяка на руках, разорванная блузка и перевернутая застежкой вперед юбка дополняли картину. Но это были еще цветочки – раздевшись, Ира увидела кровоподтеки на ногах, на ягодицах, плюс болел весь низ живота… Она заплакала – никто еще никогда не подвергал ее насилию и таким унижениям.
В себя Ира приходила долго, и, слава богу, никто не ломился в тонкую, чисто символическую дверь. Она могла б стоять под теплыми струями до самого утра, но, в соответствии с графиком, вода резко закончилась. Надо было выходить – выходить туда, где ее могло ждать все, что угодно.
Ира приоткрыла дверь и на цыпочках прошла в коридор. В комнате по-прежнему горел свет. Она осторожно заглянула внутрь – Олег спал на диване, не раздеваясь, запрокинув голову, и одна рука его свешивалась до пола. Бутылка была пуста. Иру охватило дикое волнение. Теперь она стала хозяйкой положения и могла мстить, сколько хотела и каким угодно способом.
Мысль об убийстве оказалась самой простой и естественной. Ира прокралась на кухню, взяла большой нож для мяса и вернулась. Она стояла над распростертым телом, не мигая глядя на вызывающе аппетитный бугор кадыка, и думала, как оттуда хлынет кровь. Уже подняла нож, сжав его двумя руками, как это делают в кино. Примерилась, но трезвый внутренний голос тут же принялся монотонно объяснять, что она станет главной подозреваемой, что Светик – свидетель и других нет, к тому же, отпечатки пальцев… Другой голос, радостно возбужденный, говорил, что после перенесенного любой суд ее оправдает – главное, отомстить, а остальное потом…
Пока голоса выясняли отношения, Ира вдруг поняла, что суд здесь ни при чем – просто она не в состоянии убить человека, даже вызвав все жуткие воспоминание Ее тело и так все помнило, но сознание отказывалось отдать приказ рукам, готовым его исполнить. Вот, если б можно было на какое-то время подвесить его за член, и долго-долго мучить, пока он не почувствует то же, что чувствовала она, тогда другое дело, но, к сожалению, это невозможно. К тому же, если после этого он останется жив, то непременно убьет ее, где б она ни спряталась. Теперь она точно знала, что ее муж – сумасшедший, и это не метафора, а диагноз.
После того, как выяснилось, что убить она не способна, с плеч будто свалилась тяжесть – тяжесть не исполненного, но задуманного греха. Сознание начало работать четко и ясно, но в другом направлении – отсюда надо бежать, несмотря на то, что ночь, и денег у нее нет, и идти ей некуда. Она переоделась в джинсы и свитер, накинула ветровку; хотела собрать хоть какую-то одежду, но решила, что главное – достать ключ.
Затаив дыхание Ира подошла к спящему и произошло то, во что сначала она даже не могла поверить. Олег повернулся на бок, и ключ выпал из кармана, беззвучно опустившись на палас. Она долго смотрела на него, не решаясь взять. Потом схватила, сжала в руке. Очень хотелось поискать деньги, но она знала, что сбережений у мужа нет, а лезть в карман слишком рискованно. Да и неизвестно, остались ли они после свидания со Светиком.
Ира окинула взглядом комнату, понимая, что уходит отсюда навсегда. Ностальгии не было. Эта квартира являлась в ее жизни каким-то промежуточным этапом, как поезд, в котором можно доехать до определенной станции, выйти и забыть все – и лица проводников, и номер своего купе. Жаль только, что путешествие длилось так долго, а закончилось катастрофой.
Ира по миллиметру поворачивала ключ, пока замок не сработал. Бросив дверь открытой, она кинулась вниз, с ужасом ожидая услышать сверху грозный окрик. …Он убьет меня… он убьет меня… – пульсировало в мозгу, и тут же следовал совсем уж неутешительный вывод, – и ему ничего не будет, потому что он – сумасшедший…
К счастью, она благополучно выбралась на улицу и спряталась под деревом, чтобы перевести дыхание и успокоиться. Первая задача была решена. Ира решила, что без денег даже не будет пытаться остановить машину, чтоб для полноты ощущений ее не заставили еще и расплачиваться «натурой». Лучше было идти пешком, тем более, спешить все равно некуда. Будить Диму среди ночи ей казалось неудобным – какое ему дело до ее трагедий? Она сядет на скамейку (если, конечно, синяки позволят это сделать) и будет ждать утра. Еще раз взглянула в единственное на весь дом светящееся окно – окно ее бывшей квартиры, и пошла, стараясь держаться ближе к домам.
