— Мама, тебе противопоказаны эмоциональные потрясения, — успокаивающе произнесла Юля. — Да, она была недавно, но для таких случаев характерна потеря памяти за предшествующий травме период.
— Да. Это я из курса обучения ещё помню, — вздохнула женщина, а Юля уставилась на друга, говоря взглядом: «О чем ещё ты забыл рассказать?»
— Папа как раз вчера улетел в долговременную командировку, а мы сегодня собирались поехать на дачу. Доктор считает, что свежий воздух пойдёт тебе на пользу, — постаралась отвлечь женщину от раздумий Юля.
— Тогда я должна собраться, — засуетилась мать.
— Сядь и попей спокойно чаю. Всё давно уже собрано, — утешил её сын.
— А разве я не должна находиться под наблюдением врачей, в клинике? — послушно присаживаясь на стул, удивилась женщина.
— Ты там и была. Нам дали всего-то две недельки, а потом мы должны отвести тебя обратно под наблюдение специалистов, — подтвердила её предположения Юля.
— Ну что же, значит, так и сделаем, — деловито намазывая на кусочек булки масло, согласилась женщина. — Так и сделаем. Надеюсь, они помогут мне избавиться от ночных кошмаров?
— Каких кошмаров? — насторожился Коля.
Но женщина, не желая делиться неприятными воспоминаниями, лишь махнула рукой в ответ.
Вскоре все уже сидели в едущей по направлению к пригороду машине. Колина мать с любопытством пятилетнего ребенка разглядывала проплывающие пейзажи, то и дело комментируя появление новых или исчезновение знакомых ей магазинов, бутиков или ресторанов. Ребята же молчали, каждый думая о своем. Они однозначно были рады тому, что женщина шла на поправку, и может, и к лучшему, если она никогда не вспомнит так кстати забытый фрагмент своей жизни. Однако теперь их задача становилась гораздо более сложной — приходилось постоянно выкручиваться, врать на ходу.
Юля с ужасом представляла себе ближайшие тринадцать дней на даче в обществе пусть и ставшей ей родной, но всё же — тяжелобольной женщины. Звонок из прокураторы, сообщавший о необходимости вернуться в город, привёл Юлю в восторг. Извинившись, она поспешно уехала, оставив Колю наедине с матерью.
Первые дни для Коли пролетели, как мгновение. Они гуляли по берегу Финского залива, женщина беззаботно смеялась, рассказывая забавные истории из прошлого. Но потом вновь замкнулась. С раннего утра ускользала на побережье, где дни напролёт сидела на принесённом приливом бревне, совершенно не обращая внимания на находящегося рядом человека. Про необходимость питаться она забывала, а принесённые Колей продукты поглощала без энтузиазма, словно желая, чтобы её поскорее оставили в покое. Вечером же закрывалась в своей комнате, не желая никого видеть. Коля ломал голову о причинах такого поведения: «Может, она начала что-то вспоминать? Или её мучают кошмары, о которых она как-то упомянула? А может, всему виной отъезд Юли?» Однако она, ссылаясь на занятость, возвращаться не собиралась. Изнывая от скуки, Коля вспомнил о давнем желании пообщаться с Кирой.
Звонку девушка искренне обрадовалась, у неё как раз выдались выходные, и она была не прочь помочь «подруге» с уходом за женщиной.
— Привет, — вся светясь от счастья, воскликнула выскользнувшая из машины Кира. — Ты так вовремя со своим предложением! Вот только не пойму, почему ты печёшься о ней? Где её сын и… что вас с ним связывает? — тут же взяла быка за рога девушка.
— Мы старые друзья, и у меня должок перед их семьёй, — уклончиво ответил Коля. — А у сына в городе срочные дела.
— Так всегда, наверное, — внезапно погрустнев, произнесла гостья. — Когда мы нужны родителям, то вынуждены быть вдали от них. И ничего с этим не поделать.
Коля отметил про себя эту фразу и понял, что не так-то просто будет расспросить подругу о её отце. И, как выяснил позднее, оказался прав на все сто процентов. На все вопросы девушка либо уходила от ответов, либо замыкалась, а однажды в порыве откровенности призналась:
— Он слишком крупный воротила. Я не так много знаю о его делах, но всегда догадывалась, что такие деньги не делаются чистым и легальным путём. Он крупно влип. И деньги не помогли. Кажется, у него проблемы с правоохранительными органами. Уверена, что это проделки конкурентов. Однажды ко мне заявился руководитель службы охраны… — девушка запнулась, словно решая: стоит ли говорить дальше? Но всё же продолжила: — Дал визитку с номером Леонида Петровича, буквально приказав срочно созвониться с этим человеком. Мол, тот устроит меня на ближайшее время. В квартирах, своей и отца, велел минимум полгода не появляться. Машину и документы отобрал, вместо них выдал другие, на имя жительницы тверской области — Марины Темяковой. А корыто, на котором я приехала, это широкий жест нынешнего покровителя. Я боюсь, Юля. Очень боюсь. За отца и… за себя.
— Как его зовут? — решил не тянуть Коля.
— Прости. Не могу сказать, — встрепенулась девушка. — Извини. Так для нас обеих безопасней.
— Я ведь никому не расскажу, — не мигнув, солгал Коля.
— Не важно. Всё и так слишком изменилось. Я потеряла друзей и единственного родного человека. Не хочу потерять ещё и тебя.
Как Коля ни бился, ни юлил, девушка в своём решении оставалась неприступна, как-то раз он даже напоил её до полубессознательного состояния, однако она твердила только одно: «…прости… не могу…». Он был зол, но ничего не мог поделать. Несмотря на безумное влечение, он был готов применить силу, но успел осознать бесполезность подобных действий. Девушка была напугана до смерти.
На несколько дней Коля забыл обо всём в объятиях Киры, и появление Юли застало их врасплох. К счастью, мать по своему обыкновению находилась на побережье и не стала свидетельницей разразившегося скандала. Казалось, что мир ополчился против Коли: Кира его возненавидела за ложь о чисто дружеских отношениях и уехала, Юля же потребовала, чтобы он убрался прочь с её глаз.
— Куда тебя понесло? — недобро прищурив глаза, Юля следила, как Коля, бросив свои вещи, направляется куда-то наверх.
— Матери вещи собирать иду!
— Да, ты козёл, но она ни в чём не виновата! Ты ей сейчас кто? Никто! Вот и уматывай!
— Ты позаботишься о ней? — сдался он.
— Уж не волнуйся! Катись отсюда. Видеть тебя не желаю, — захлопывая за ним дверь, рычала Юля.
По возвращении в город, Коля первым делом перевёз свои вещи из Юлиной квартиры на Рубинштейна, в принадлежащую ему однушку, где, прикупив коньяка и пива, уселся на малюсенькой кухоньке и предался печальным думам. После исчезновения половины спиртного его мысли начали выплёскиваться в полное апатии и недоумения бормотание:
