Накануне поездки за матерью у ребят вырвался свободный денёк, который они мечтали провести в праздности и неге, однако суматошный ритм минувших недель дал о себе знать: проснулись они ни свет ни заря и слонялись по дому, не находя себе места. В итоге первой не выдержала Юля и внесла предложение:
— Допустим, мы обижены на Василия за то, что он нам не поверил. Но имеем ли мы право обижаться? Мы бы на его месте — поверили? Вряд ли. Вано в своё время тоже не верил, и влип по глупости.
— К чему вся эта тирада? Предлагаешь пойти к нему и сказать — мы пошутили?
— Нет. Зачем? Просто не поднимать больше эту тему. Он чётко дал понять, что в подобное не верит.
— Ага, или испугался и решил, что благоразумнее заткнуть нас и сделать вид, что не верит.
— Может, и так. Но винитьего мы не вправе.
— Тогда чего ты хочешь от меня сейчас? — начал раздражаться Коля.
— Поехать к нему. Просто так. Как друзья. У него отпуск, а из клиники их метлой погнали. Это значит что? Он сидит дома и не понимает, куда мы запропастились. Не звоним, не заезжаем.
— Можно подумать, он за это время у нас весь порог протёр и телефон оборвал, — буркнул Коля.
В результате недолгих споров Юля победила, и уже через час друзья стояли на пороге старлея. Вот только никто не спешил им открывать двери.
— Говорил же, что хотя бы позвонить для начала надо. Он слишком деятельный, чтобы в отпуске просто так сидеть дома, — выискивая в мобильнике номер старлея, ворчал Николай.
Однако, ни с первого, ни с десятого звонка трубку никто так и не взял.
— Ладно, поехали ко мне домой. Надо вещи собрать на дачу и для тебя, и для матери, — отказался от затеи найти товарища Коля.
— Ну, поехали… — как-то нерешительно согласилась Юля. — Только странно всё это. Может, с ним что случилось?
— Не смеши. Такие не тонут.
— Может, прекратишь на него дерьмо ушатами лить? — взвилась подруга. — Да, он не поверил или, допустим, даже испугался, и что? Он человек и, как и все разумные, хочет жить. Это естественно!
— Я имел в виду лишь то, что такие, как он, легко не сдаются! А значит, ничего с ним плохого случиться не могло.
Остаток утра после посещения хрущёвки они провели, мотаясь по магазинам в попытке закупить всё необходимое для поездки. В итоге были приобретены кое-какие обновки и тёплые вещи для Колиной матери, продукты из расчёта постоянного проживания на даче в течение пары недель и даже приглянувшийся Юле велосипед. По дороге поели в КФС и домой вернулись, довольные собой, далеко за полдень. Но не успели рассортировать покупки по холодильникам, как в дверь позвонили.
— Здравствуйте, извините, что потревожил. Майор Евгений Быстров, — с порога представился невысокий жилистый мужчина, лет сорока пяти, в форменной одежде. — А вы, насколько мне известно, девушка старшего лейтенанта Василия Прутко?
— Эээ… — растерялся Коля, а потом, вспомнив былую «легенду», спохватился: — Знаете… мы… решили остаться друзьями.
— Хм. Так даже? И как давно вы его видели в последний раз?
— Да вот… недели две назад, а что?
— Десять дней не можем с ним связаться. По службе понадобился, а дома его нет, и на мобильный не отвечает. Друзья его тоже не видели пару недель. Постарайтесь припомнить: может, он собирался куда-то поехать отдохнуть или кого-то навестить?
— Нет. Нет, ничего такого он не говорил, — заволновалась Юля.
— Ну, что же, ещё раз извините за то, что потревожил. Вот моя визитка, если появится, или вспомните что-нибудь, дайте знать, — произнёс мужчина и, проигнорировав стоящий на этом же этаже лифт, направился вниз по лестнице.
До глубокой ночи ребята сидели на кухне и гадали, что же стряслось со старлеем. Самые страшные предположения старались вслух не произносить. Версии ограничивались внезапно вспыхнувшей любовью, желанием свалить от геморроев куда-нибудь на лоно природы, а возможно, победило желание воссоединиться с найденными где-нибудь родственниками? В конце концов, старлей был в отпуске и мог делать то, что душе угодно. Побеждала идея о поездке куда-нибудь за город. Ночи, конечно, уже были холодны, да и днём нет-нет, да и начинал лить противный, унылый дождь, но в целом, бабье лето было в разгаре. И уже под конец разговора, когда собрались спать, Коля вспомнил посиделки возле костра и шутливую перепалку между Стасом и Василием на тему посещения пансионата. У него едва не вырвалось вслух: «Верят они нам или нет, а вот вляпаться могли…» Но и без того взволнованный вид Юли заставил его проглотить свои слова.
Наутро, направляясь в кабинет лечащего врача, Коля надеялся на встречу с Кирой. Ещё в тот злополучный день, когда он узнал, что в портовом складе оказался не какой-то посторонний ребёнок, а именно его сестра, он возжелал разыскать девушку и узнать, кто в то утро был у неё дома. В соответствии с тем, что она рассказывала о себе, это мог быть только отец. Но кто он? Информация, которой обладал Коля, исчерпывалась фактом знакомства этого мужчины с Юлиным отцом.
Как-то Николай даже ездил на Крестовский остров, гулял по элитным районам, но как ни пытался, так и не смог вспомнить её дом. Ведь в тот день к Кире он приехал навеселе и в буре невероятных эмоций, а утром сбежал в жутком похмелье и смятении, едва ухватив краем сознания оказавшуюся впоследствии полезной информацию. Теперь у него был Кирин телефон, но всё так завертелось, что и встретиться было некогда, а по телефону задать этот вопрос он почему-то не решался.
Однако, вопреки ожиданиям, на месте Киры сидела какая-то незнакомая блондиночка. «Ладно, мать отвезу и звякну», — решил Коля. Сборы и наставления лечащего врача затянули выезд едва ли не до темноты.
— Может, сегодня в квартиру? А завтра на дачу? — усаживая по-прежнему безразличную ко всему окружающему женщину в машину, предложила Юля.
— В принципе можно, — взглянув на мать, согласился Коля. — Юль. Спасибо тебе…
— За что?
— За неё, она же меня не признаёт, — вздохнул Коля. — И я подумал тут. Какова вероятность, что нам удастся всё вернуть на место? Вот именно, почти никакой. И у меня просьба. Найми сиделок, но не бросай маму. Она последнее, что осталось от моей семьи.
— Конечно, не брошу. Она мне уже тоже не чужая за последние годы стала. Как и ты, — отводя взгляд, добавила Юля.
Попав в квартиру, женщина по-свойски сняла туфли и направилась в некогда принадлежавшую ей комнату, благо, за неимением необходимости в ней никто с тех пор не жил, и ничего не меняли. Там она, в задумчивости ведя пальцем по любимым когда-то обоям с шелкографией, прошла к торшеру и, включив его, замерла со счастливой улыбкой, сосредоточив мечтательный взгляд в одной ей видимой точке. Наблюдающих за ней ребят женщина не замечала.
