— Прощайте мой Император, и пусть свет разума озарит ваш путь.
Стоило двери закрыться как мое сознание вновь погрузилось в невыносимо яркую пустоту.
[Проснись]
Перепрыгнув через баррикаду я оказался в большой комнате с примерно шестиметровым, покрытым черной копотью потолком. Пол покрывала плитка, а стены были заставлены частично обвалившимися стеллажами с различными товарами и стройматериалами.
Своей атмосферой это помещение отдаленно напоминало место загробного пребывания грешников в том виде в котором его представляли местные. Температура под сотню, густой, воняющий жженой карамелью дым, висящий в воздухе пеленой и практически полное отсутствие кислорода. Активная система вентиляции оказалась уничтожена взрывом, а проделанная мной в потолке дыра решительно не справлялась с задачей проветривания. Поэтому свежего кислорода взамен выжженному ждать особо не приходилось.
Помимо меня в комнате были ещё шестеро. Тучный мужчина неподвижно лежащий на спине у противоположного от входа края помещения. Его лицо было полностью покрыто сажей, а пышные усы медленно тлели. Молодая женщина в весьма интересных облегающих штанах, безуспешно пытающаяся выбраться из под нескольких десятков мешков цемента, упавших с наклонившегося стеллажа. Бородатый мужик в кожанке уже начавший с трудом подниматься на ноги и молодой парень в рубашке, стоящий на четвереньках и неистово трясущий своей головой. Оба у баррикады за моей спиной. А ещё непонятное угольно чёрное нечто, грудную клетку которого, я раздавил при приземлении. И наконец единственный из благословленных кто уже стоял на своих двоих к моменту моего появления. Поджарый старик сжимающий в руках старую видавшую виды винтовку нацеленную в мою грудь. Баррикада оказалась явно прочнее чем я думал и смогла защитить большую часть этих людей от взрывной волны.
Выстрел.
Даже несмотря на обстоятельства его пуля бьет точно в цель. Боеприпас явно усиленный. Снаряд разрывает глаз в моей груди на ошмётки, прошивает тонкую броню под ним и уходит глубоко вглубь грудной клетки. Не задевая при этом ничего по настоящему важного. Традиция специально оставлять на видном месте очевидно “слабые” места вновь спасает меня от тяжелых травм.
Оставлять старику шансы на второй выстрел, я очевидно не собираюсь. Резко разворачиваюсь на месте, под тошнотворный хруст грудины моего импровизированного подиума, и одновременно поднимаю вверх руку с алебардой. Лезвие сносит голову вскочившему бородачу, а конец древка врезается в запястье старика, разнося на осколки его пястные кости, и вышибая из рук винтовку. Плавный шаг вправо, клинок идет вниз и рассекает голову парня в очках на пополам. Прыжок вперед, резкий взмах, древко проскальзывает в моей расслабленной ладони практически до самого конца. Стопы моих ног врезаются в руки поставившего жёсткий боксерский блок старика, в то время как острие алебарды входит подбородок усача и сразу же выходит из его темечка.
От моего удара Петра сносит с места и с огромной силой впечатывает в стеллаж за его спиной. Во все стороны летят щепки фанеры, метал каркаса со скрежетом сминается и вся конструкция обшивается сверху на сломавшего её своим телом человека. Я же разворачиваюсь, одним прыжком оказываюсь около женщины практически успевшей освободиться от цементного плена и с силой наступаю на её спину. Игнорируя сдавленный хрип, наклоняюсь и хватаюсь одной рукой за тонкое запястье, а второй упираюсь в плечевой сустав. Рывок. Раздражающие стоны сменяются на красивый громкий крик, заглушающий хруст вывороченного сустава. Прехожу ко второму плечу и проделываю туже операцию, а затем рывком поднимаю жертву на ноги и разворачиваю спиной к себе.
К тому моменту как старик выбирается из под завала, я уже стою напротив него удерживая рыдающую женщину за неестественно вывернутые руки перед собой, готовый в любую секунду обрушить на старого военного зажатую во второй руке алебарду.
— Поговорим? — Прошедшего времени хватило, чтобы отрастить примерно треть лёгкого, так что я снова могу говорить, хоть и достаточно тихо.
Сжимаю пальцы чуть сильнее и слегка дергаю вверх, вновь разрывая начавшие заживать плечевые суставы. Раздаётся очередной сдавленный крик сопровождаемый тихим журчанием, льющейся на пол жидкости.
— Отпусти её ублюдок! Она не в чём не виновата — От того чтобы бросится на меня с кулаками, старика останавливает только прижатое к его горлу лезвие алебарды.
— Ооооо… Не волнуйся. Обязательно отпущу. — сюда идеально подошла бы максимально добрая улыбка, но к сожалению ни губ ни мимических мышц у меня еще нет, как и частей черепа к которым большая их часть должна крепиться — Но в начале тебе придётся ответить на все мои вопросы.
— Пошёл ты нахер козёл! — прошипел сквозь зубы старик — Я скорее сдохну чем помогу такой твари как ты!
— Ну разумеется сдохнешь. Это станет твоей наградой за полезную информацию, которую ты обязательно мне сообщишь. - женщина пытается вырваться, поэтому мне приходится задрать свою руку максимально в верх, это должно помочь, она не выглядит как обладательница достаточно высокого болевого порока, чтобы пытаться сбежать вися на сломанных руках. — В обычной ситуации я бы не отказал себе в удовольствии выжать из тебя максимум, но сейчас у меня нет на это времени. Поэтому дарю вам двоим уникальную возможность уйти быстро и почти безболезненно. Не стоит её отвергать…
— Пытать меня хочешь? — Крепкие руки старика дрожат от бешенства. — Ну так давай ублюдок! ДАВАЙ СУКА! ДАВАЙ! Один хрен ничего от меня не узнаешь. Хоть так тебе поднасру за то что наших положил. Больше я не побегу! Больше никого не брошу!
— Знаешь. А я тебе верю… — Женщина потеряла сознание от боли, но ненадолго, одна из моих призрачных рук оторвалась от потрошения души бородача и вошла в её нос приводя в чувство — Встречал таких уже. Способных получать от боли странное удовольствия. Считаете себя святыми мучениками и упиваетесь своей жертвенной агонией… Но! К счастью и у таких девиантов как вы есть слабые места!
Возможности указать глазами на то что имею в виду у меня нет, поэтому приходится встряхнуть рукой, чтобы вызвать очередной высокий крик.
— Нееееет. Нет. Нет. — Глаза старика расширяются от ужаса, а лицо белеет словно мел — Ты не посмеешь.
— Уверен?
— Это. Это уже за гранью добра и зла. Она ведь ни в чем не виновата. — Старый военный изображает шок и отчаяние, а глазами в это время шарит по комнате, ища пути спасения — Она даже оказалась здесь считай случайно!
— Не советую дёргаться. Сделаешь хоть шаг без разрешения, хоть одно неосторожное движение и я снесу тебе голову а эту — вываливаю изо рта свой длинный сорокасантиметровый язык и провожу самым его кончиком по внешней стороне бедра женщины оставляя на нём тонкий, тридцатисантиметровый порез, и заодно убеждаясь, что не ошибся в оценке материала её штанов — С собой заберу. Заставлю гнить заживо продлевая агонию до тех пока от неё одна голая черепушка не останется. А затем выдеру душу и засуну в новое тело, чтобы снова было чему разлагаться.
— Это возможно? — теперь шок на морщинистом лице стал по настоящему искренним.
— А сам то как думаешь? — снова высовываю язык и смахиваю конструкцию замещающую недостающую часть черепа — Возможно всё, главное знать как…
— Чёрт. Сука. Сука. Сука
Старик попятился назад и я не стал ему мешать. Если после всей этой игры, он не сломается и не начнёт говорить хоть что то мне в любом случае придётся убить его. Времени слишком мало для долгих игр, нужно убираться отсюда пока не пришло подкрепление, а забрать этих двоих с собой нельзя. Я ещё слишком слаб для того, чтобы быстро выдрать из них систему слежения этого чернобога.
— Ладно чёрт тебя подери. Ладно. Что тебе от меня надо?
— Всё что тебе известно о богах, святых и всём остальном связанном с магией.
— Если я расскажу ты отпустишь её?
