Побег из Пекина тоже прошел как по маслу: прибыв на вокзал, Сумкин, Громов и Сергей, совершенно не скрываясь, купили билеты на самые разные направления (Котя щедро субсидировал расходы), а потом по этим самым направлениям и разъехались, чтобы сойти на ближайшей станции и вернуться обратно в Пекин. Сергею было велено героя из себя не разыгрывать и, едва сядет в вагон, сразу снять очки с кепкой, чтобы любому было видно: это никакой не Чижиков.
Оставалась некоторая вероятность, что преследователи зайдут слишком далеко и пожелают взять языка — для последующего вдумчивого допроса, но общий совет в Дюшиной квартире счел такую вероятность исчезающе малой. И кроме того, никто — ни Сергей, ни Сумкин, ни Громов — и понятия не имел, куда отправился настоящий Чижиков. А значит, не мог и рассказать. Но риск все равно был. И они сознательно пошли на риск. Слава богу, все прошло без осложнений!
Выдвигая свой план, Котя не был уверен в том, что все с ним согласятся — особенно Сергей, которого Чижиков знал без году неделя, однако ни одного возражения не последовало. Даже Сумкин не язвил, не обличал, не читал нравоучений и не похвалялся мудростью: надо — значит, надо! Кто тебе поможет еще, если не друзья? Нет, ну правда, старик…
Котя в наплыве эмоций с трудом удержался от того, чтобы не обнять великого китаеведа и не облобызать его от избытка чувств. Может, и зря удержался. Когда теперь свидятся?..
На вопрос, что случилось в посольстве после бегства Чижикова, Сергей пожал плечами: он очень удачно прикинулся простачком-служащим, которого высокий гость, торопясь по крайне неотложным делам, попросил показать, где ближайший выход. И, разумеется, Сергей этот выход гостю незамедлительно показал. Откуда ему было знать, что здесь что-то не так, — тем более, советник Высоков, покричав на Сергея для виду, не стал затруднять себя объяснениями. В сопровождении четверых сотрудников охраны он отбыл невесть куда, пообещав Сергею на прощание устроить назавтра «веселую жизнь». Сергей некоторое время постоял у ворот с раскрытым от удивления ртом, потом поделился своим удивлением с охранником, однако тот тоже пребывал в недоумении. Пришлось закрыть рот и пойти восвояси, то бишь домой.
По дороге Сергею позвонил сослуживец и, захлебываясь словами, рассказал, что буквально в двух шагах от посольства только что произошел то ли теракт, то ли массовая драка. Подробности неизвестны. Сергей сделал правильные выводы. Единственное, что его все еще беспокоило: сумел ли Чижиков уйти от погони невредимым?.. Но вскоре позвонил и сам Котя — предложил срочно приехать на Маляньдао и зайти в такой-то дом через черный ход. И тогда у Сергея словно камень с души свалился…
Чижиков сидел в автобусе и думал: «Нет, все же ты не прав, Борн! Есть на свете и дружба, и беззаветное служение людям, и самопожертвование! Ради этого и стоит жить. Стоит пускаться в немыслимые авантюры, верить в невозможное, стремиться к недостижимому, переворачивать горы и мчаться вперед на пределе человеческих возможностей. Все эти люди — Сумкин, Громов, Сергей, как выяснилось, Ласточкин — во всем поверили мне. Стоило лишь только попросить, подставили плечо, и теперь я не имею никакого права спасовать, уступить, скрыться…» Когда машина Гу Пиня — неприметная, неброская, — минуя оживленную платную трассу, окольными путями добралась наконец до аэропорта и Котя, усадив Шпунтика в рюкзак, вышел наружу, старый китаец опустил боковое стекло, посмотрел на Чижикова разноцветными глазами и неожиданно сказал: «Я был хунвэйбином. Я помню, кто такой Мао Цзэ-дун!» Коротко кивнул и отъехал, а Котя остался стоять, глядя ему вслед и думая: как же много на свете хороших людей, и как же нежданно мы их обретаем… Именно тогда Чижикова охватила непреклонная решимость. Пусть Котя сейчас один, но он должен пройти этот путь до самого конца. Ради себя и ради других. Ради Ники. И даже ради Борна!..
— Вэйминцунь, — наконец подтвердил уйгур.
— А где Северная? — Универсальный переводчик работал исправно, и теперь Чижиков свободно говорил по-уйгурски. — Мне нужна Северная улица, дядюшка.
Уйгур оглянулся на небольшой невзрачный поселок за спиной, куда сворачивала от грунтовки узкая дорожка, больше напоминавшая тропу, — словно проверил, действительно ли это Вэйминцунь, не превратилось ли село за ночь в крупный индустриальный центр. Нет, все те же низкие домишки, крытые черепицей и местами соломой. Лишь где-то тоскливо орет ишак.
— Так тут другой нету, парень. Тут одна улица: с севера — северная, а с юга — южная… — Уйгур подцепил рукой громадную связку перца. Потряс. — Перчика-то не желаешь прикупить? Отдам задешево.
— Нет, дядюшка, спасибо, — отказался Чижиков. — Пошли, кот.
Уйгур проводил их рассеянным взглядом, а потом отвернулся и вновь уставился на пустую дорогу.
Чижиков двинулся по направлению к селу. Только сейчас полуденный зной настиг его — стало жарко, во рту пересохло, страшно захотелось пить. Если в Пекине и потом в Урумчи было просто тепло, то здесь, в Вэйминцуне, царил настоящий ад. Котя где-то читал, что Турфан и окрестности находятся в котловине, благодаря чему и достигается такая дивная разница температур.
Поравнявшись с селом, Котя отер пот и выбрался на единственную в Вэйминцуне улицу. Она шла параллельно дороге, вихляя и изгибаясь, и была довольно длинной. А впереди вставали горы, сливаясь вершинами с ослепительным синим небом, на котором не было ни единого облачка.
Котя посмотрел налево, затем направо — Вэйминцунь, казалось, вымер, ни души! В отдалении снова тоскливо вскричал ишак.
— Ну, дед, ты и дыру себе для жизни выбрал… — пробормотал Чижиков. — И где тут, спрашивается, дом номер пять?..
Никаких номеров на домах не было и в помине. По обе стороны единственной улицы пролегало по арыку, на дне которых хранилось воспоминание о воде. Ко входам в дома вели деревянные мостки, перекинутые через арык, что упирались в забор, за которым чахли придомные сады. Вдоль улицы равномерно торчали столбы — опоры линии электропередач, а от них к жилищам тянулись многочисленные провода.
Стояла звенящая тишина.
Котя подумал и свернул направо. В конце концов, село небольшое, обойти его целиком особого труда не составит. Вот только жарко очень.
Пятым или шестым домом оказалась лавка — Чижиков не умел читать ни по-китайски, ни по-уйгурски, но вездесущую рекламу «Кока-колы» опознал с ходу. К лавке, как и положено, вели мостки, упирающиеся в калитку в металлической ограде. И поскольку калитка была приветливо распахнута, Котя бодрыми шагами направился вперед.
После яркого солнца в лавке показалось темно и прохладно. Но никакой кока-колы! Оглядев убогий ассортимент, обильно сдобренный развешанными там и сям связками красного перца, Чижиков нерешительно постучал пальцем по прилавку.
