– Чего ты хочешь? – Сорокин оскалился.
– Сейчас я хочу, чтобы вы убрались из моей квартиры. И не звоните ни мне, ни Ромке. Мы сами с вами свяжемся.
– Кто не хочет горя знать, отступного должен дать. – Теперь слова Сорокина были обращены скорее самому себе. – Ладно. И не тяни с диском.
Семен и Дмитрий Михайлович пошли к двери. Морозов дернулся и снова затих, когда они прошли мимо.
«Вот это я молодец! Семьдесят! Семьдесят процентов мои! Вот так-то, братец Ромка».
И тут случилось то, чего, наверное, и сам Семен не ожидал от себя. Он резко развернулся (настолько резко, насколько позволяла его комплекция) и бросился к окну. Генка уже расслабился и мелкими шажками продвигался к открытой створке. И то обстоятельство, что его сейчас схватят, буквально сбило его с отлива. Да еще и чертовы голуби засрали все кругом. Тоже мне, птицы мира… Время замерло.
И Генка понял, что ни за что не держится, а под ногами пустота. Он в последний раз посмотрел в свою комнату. Что он хотел там увидеть? Перекошенное от злобы лицо Семена? Оскалившегося Шарикова-Сорокина? Или округленные глаза Морозова? Чего бы Гена ни хотел там увидеть, ничего этого там не было. Комната была пуста. И только Жанна Фриске улыбнулась ему с постера в последний раз.
Макс почувствовал, когда это случилось. Он почувствовал, будто его тело сплющило, подбросило и снова сплющило. Кости так болели, что хотелось выть, орать и материться. Все подходило к концу. Его здоровье стремительно ухудшалось. Бабурин знал, что Геннадий Обухов нашел справедливость. Он уткнулся в нее мордой. Максим чувствовал это каждой косточкой, каждым хрящиком. Вот так вот: конец их будет по делам их!
Максим встал с кровати. Несмотря на то что он вчера не пил, тело ломило, голова раскалывалась. Конец близок! Но перед концом я хочу посмотреть в глаза Ларисе.
«Из этого дела только Ларка выгоду и извлекла. Просто занесла и положила на стол конверт».
А кто же еще? Несмотря на то что Анжела не водила с ней дружбы, как, скажем, с Лесей, Ларка была самой посвященной во все дела магазина. Неофициальная должность зама. И тут приходит задание сверху – из неофициального зама перейти в официального заведующего магазином, а для этого и надо всего-то незаметно подложить на стол Бабуриной конверт. Может, конечно, Ларка и знать не знала, что в нем, но Максу, прямо сказать, было наплевать. Если даже подруга, зная о недостоверности этих фотографий, ничего не сказала Анжеле, то зачем ей вникать в чужие трудности? Все преследуют свои цели. А зачем далеко ходить, ведь и у Максима тоже была цель. Он желал всем смерти.
Бабурин надел черные джинсы и черную водолазку. «Так я не сильно буду выделяться», – думал он.
Ему до чертиков надоело быть центром внимания, особенно в собственном районе. Те, кто его узнавал – да и те, кто не узнавал, – не забывали ткнуть в него пальцем и что-то прошептать собеседнику. Его боялись, его ненавидели. За что? За уродливый вид старца? Ведь им-то он ничего не сделал! Они же не относятся так к бабе Симе из тридцать второй квартиры. Ей за восемьдесят, и выглядит она никак не на двадцать. В деда Пантелея никто не тычет, хотя он уже глубокий старец и передвигается с помощью трости. И с ее же помощью может погонять подростков, галдящих у него под окнами.
«К ним относятся с уважением, – подумал Максим, – потому что их не боятся. Страх порождает ненависть».
Он вышел в прихожую, отыскал в шкафу старую ветровку с капюшоном. В такую погоду – самое оно. С утра пошел дождь, небо затянуло тучами. Похоже, что закончились теплые деньки. Максим завязывал шнурки (с каждым днем это становилось все тяжелее), когда в дверь позвонили.
– Черт! – выругался Макс и вложил шнурки в туфли. Он открыл дверь. На пороге стоял Стас с книгой в руках.
– Здрас… Папаша, это ты?
– Не пренебрегай человеком в старости его, ибо и мы стареем, – злобно произнес Максим. – Не радуйся смерти человека, хотя бы он был самый враждебный тебе: помни, что все мы умрем.
– Че ты мне тут… – Стас посмотрел в глаза старику и передумал комментировать услышанное. Он сделал шаг вперед, положил книгу на тумбочку у телефона и молча пошел вниз по лестнице.
Максим растянул потрескавшиеся губы в подобии улыбки. Цитаты из Библии, когда-то запихнутые в его мозг бабушкой, пугали людей.
– Не сами цитаты, а цитаты, произнесенные таким уродом, как ты, – сказал Макс-плохой.
Обычное слово: заткнись, произносимое сразу же после выпада внутреннего двойника, не прозвучало. Его некому было сказать. Всю сущность Бабурина заполнил Максим-плохой – и он не собирался сдавать позиции.
* * *
Егору не составило труда обзвонить участников его плана-схемы мести. Надо заметить, безобидной мести. Элле Егор позвонил первой. Все-таки надежда, что она жива, была. Если уж быть честным, Егор хотел восполнить пробел в своей сексуальной жизни.
«Такая видная баба всем дала, а мне нет», – думал Егор, пока в трубке раздавались гудки.
Но потом вспомнил о важной миссии и настроился на серьезный разговор. Трубку подняла сестра Эллы. Вот она-то и поведала о смерти сестры. Выкидыш у нее. Крови много потеряла и умерла.
«Ну, на хрена мне все эти подробности? Бог ты мой, умерла так умерла», – подумал Егор и, попрощавшись со Стеллой (родители этих дам отличались оригинальным складом ума – Егор даже не удивился бы, узнай, что у них есть третья сестра по имени Бэлла), повесил трубку.
Телефон Игоря Талалаева Егор нашел в справочнике. Трубку поднял не то дед, не то отец Игоря.
– Здравствуйте, могу я услышать Игоря?
– Можешь, если отправишься за ним, – грубо ответил старик.
– А где он? Уехал куда-то, что ли?
– Нет его больше… – И тут началось. – Эту гребаную тачку для навоза и машиной-то не назовешь, ан нет… Да это дерьмо, даже когда на ходу, такую скорость развить не может, а тут такое… Сплющило Игорька, как лягушку под катком…
Еще минут пять Егору пришлось выслушивать отца или деда Игоря. Когда старик замолчал, Егор воспользовался паузой, попрощался и повесил трубку. Единственное, что он понял, – Игорь мертв.
Через полчаса он подвел итоги. Из тех, кто каким-то образом был замешан в этой истории, в живых осталась только Лариса Середа. Ну, еще Владлен Маркович, но он тоже куда-то пропал. Кто говорил, что в Москву уехал, кто – в Турцию. Скажем так, Егору на эту свинью на крутой машине было наплевать. А вот Ларку жалко. Такая тихая, мухи не обидит.
Егор даже не мог представить, какая у нее роль во всей этой истории. Какая бы она ни была тогда, в последнем акте у нее роль трупа.
«Чем я могу ей помочь? Отговорить Макса не удастся. А с чего я взял, что Макс в чем-то виноват? Это все книга. Она, конечно, не лишена смысла. Все по ней выходит гладко, все сходится. Но…»
