Она покрылась гусиной кожей при мысли, что Майкла ждет судьба Марка Рейнолдса и Шейна Шелби.
При виде школьного стадиона Катарина снизила скорость и остановилась как можно ближе к беговой дорожке. С другой ее стороны стояло человек двенадцать ребят. Поначалу она не смогла найти Майкла, но потом увидела его в низкой стойке, со ступнями на стартовых колодках. Мужчина, видимо, тренер, стоял с высоко поднятой рукой, и когда он размашисто махнул ею, Майкл стартовал под напутственные вопли ребят.
Видя, как лихо он преодолел стометровку, Катарина перевела дыхание, и по крайней мере часть ее страхов утихомирилась.
Что бы там ни произошло с Марком Рейнолдсом, Шейном Шелби и Киоки Сантойя, Майкл в безопасности.
По правде сказать, на ее взгляд, он был даже в лучшей форме, чем когда-либо.
Отъезжая от бровки, она едва бросила взгляд на пыльный седан, который уже стоял там, когда она припарковалась.
И уж, конечно, не видела, что мужчина за рулем седана тоже наблюдал за Майклом.
Наблюдал еще внимательней, чем она.
Глядя, как мать отъезжает от бровки и направляется на Халеакала, Майкл с облегчением перевел дыхание. Спасибо хоть не вышла из машины – только этого ему не хватало! Мало того, что все остальные ребята бросили тренировку и выстроились вдоль дорожки смотреть, как он бегает, и ему неловко, так еще и мама вышла бы из машины, встала бы рядом, вот была бы картинка...
С другой стороны, если б она осталась подольше, тогда б у него был шанс, рассказывая о своих сегодняшних рекордах, убедить ее, что он не выдумывает.
Конечно, результаты неофициальные, но он побил школьные рекорды на пятьдесят, сто и двести метров, и хотя перед последним забегом пришлось зайти в уборную и подышать немного нашатырем, он чувствовал себя на все сто.
Машина матери исчезла за поворотом, и Майкл снова вернулся на трек. Побив все школьные рекорды в спринте, он чувствовал в себе достаточно сил, чтобы попробовать дистанцию подлиннее.
Он пошел по прямой, тщательно рассчитав шаг, чтобы придерживаться выбранного темпа всю протяженность круга длиной в четверть мили. Когда обогнул первый поворот, темп был удобный и дыхание ровное. Так он и бежал, пока не вышел на дальнюю от трибун прямую, где слегка поддал жару.
Месяц, даже еще неделю назад Майкл бы уже скис. Дыхание бы частило, икроножные мышцы жгло, и к концу круга пришлось бы перейти на шаг или упасть ничком на траву, хватая ртом воздух. Сегодня же ничего подобного – дыхание в норме, никакой боли в ногах, хотя напряжение мало-помалу начинает все-таки сказываться.
В основном – легкой тяжестью в груди. Боли нет. Просто ощущение, что не все ладно.
На повороте он поддал жару еще; что бы ни происходило в груди, если не обращать на это внимания – пройдет. Перейдя с размеренного шага на более энергичный, Майкл вышел на отрезок прямой перед трибунами. Скользнув взглядом по пустым скамейкам, он представил себе ликующую толпу и перешел на размашистые прыжки, которые легче давались ногам, но требовали большей работы легких.
Он начал второй крут и тут почувствовал, что икры слегка припекает. И в груди что-то жгло тоже, но совсем не так, как при астме, с которой он вырос.
Сегодняшнее ощущение казалось похожим на здоровую усталость, и он свято верил, что если ей не поддаться, если просто бежать в ровном темпе или даже чуть-чуть поддать, он прямым ходом преодолеет боль и впервые в жизни изведает тот подъем, о котором вечно взахлеб толкуют бегуны на длинные дистанции и которого ему не доводилось еще испытывать никогда. Когда он заканчивал второй круг, к нему присоединился тренер.
– В чем дело, Сандквист? Ты говорил, не можешь бегать на длинные.
Майкл сверкнул улыбкой.
– Да вот вроде могу.
– Слушай, а ты ничего не принял? – озадаченно глянул на него Питерс.
Майкл почувствовал укол совести. Что делать? Соврать? Но нашатырный спирт – никакой не наркотик, а всего лишь пятновыводитель.
Предупреждения, жирно напечатанные на этикетке, промелькнули у него в голове. Но если нашатырный спирт и вправду так ядовит, как там говорится, почему же он все еще так хорошо себя чувствует?
Если не считать того, что ему так неожиданно стало плохо.
Тот подъем, которого он ждал, тот прилив сил, который, верилось, волной смоет давящую боль в груди, принесет второе дыхание, даст сил рвануть и преодолеть последнюю четверть мили назначенной им себе самому дистанции, – не наступил.
Напротив, боль в груди усилилась и икры заполыхали огнем.
Нашатырный спирт! Вот в чем дело!
С каждой секундой ему становилось все хуже, и Майкл было заколебался.
Нет, не останавливайся. Если бежать и бежать, боль уйдет.
– Слушай, Сандквист, ты что-то неважно выглядишь, – снова заговорил все еще не отставший тренер.
Значит, боль уже себя выдает. Если его поймают, если тренер узнает, что он делал в кладовке, – его как пить дать вышвырнут из команды.
Беги, велел он себе. Беги, и все тут. Как-нибудь обойдется.
Но на повороте он стал терять темп.
Дыхание сделалось рваным, и на каждом выдохе грудь словно пронзало ножами.
Споткнувшись, он сбился с ритма, восстановил равновесие, но еще через пару шагов споткнулся снова. На этот раз, предчувствуя, что упадет, Майкл свернул на травяное покрытие футбольного поля и рухнул.
– Сандквист? Сандквист! – Джек Питерс стоял перед ним на коленях. Майкл лежал на спине и, глядя прямо перед собой в небо, видел, как оно на глазах темнеет, гаснет по краям, будто сейчас он потеряет сознание.
Или умрет.
Нет! Не может быть, чтобы он умер! После того, как ему было так легко, так здорово, после того, как он бегал так классно, как никогда в жизни!
Надо встать на ноги, двигаться, и тогда все пройдет. Майкл перекатился на живот, попробовал подняться на колени, но силы покинули его, и он растянулся ничком. Тренер, взяв за плечи, перевернул его на спину.
– Лежи смирно, – приказал он. – Что с тобой, Сандквист? Что случилось?
Тьма сгущалась со всех сторон, и как ни старался Майкл вздохнуть поглубже, у него совсем не получалось набрать воздуха в грудь.
Тут он почувствовал, что к нему прикасается еще чья-то рука, услышал другой голос.
Голос Рика Пайпера.
– Майкл! Майкл, скажи, что с тобой?
Из тела уходили последние силы, и Майкл решил попытаться выговорить только одно слово. Губы шевелились, время шло, а слово не выговаривалось.
Рик смотрел на тренера глазами, полными ужаса. Киоки Сантойя уже умер, Джефф Кина и Джош Мадани – исчезли. И вот теперь Майкл выглядел так, будто вот-вот умрет.
– Сделайте же что-нибудь! – закричал он. – Ради Бога, что же, ничего нельзя сделать?
