Однако эскалатор не собирался растягивать нашу идиллию. Ноги нащупали скользкую мраморную поверхность. Наши пути лежали в противоположные стороны. Марии на север, мне – на юг. Что же дальше? Попрощаться и договориться о встрече? А может, проводить ее? Или пригласить к себе? Она тоже, казалось, ждала разрешения этой дилеммы.
– Тебе когда на работу? – катнул я пробный шар.
– С утра.
Я помялся и все же предложил:
– Может, ко мне? Чайку попьем? А завтра…
– Ну вот, я так и знала, – капризно сказала Мария. – Стоило намекнуть, что я к тебе неравнодушна, и ты уже позволяешь себе вольности. Как может холостяк предлагать ночлег незамужней девушке?!
Где только она нахваталась таких старомодных понятий? Неужели в гостинице, от этих лордов? Я вовсе и не собирался приставать к ней с непристойными предложениями…
– И вообще, Арсений, ты должен знать, – голос мадам Еписеевой слегка зазвенел, – близость возможна только тогда, когда в паспорте стоит соответствующий штампик.
Интересно, она понимает, что говорит? Не хватало еще штампиков о «близости»! Первая, вторая, третья степень близости – теперь можно. Старт!
Пришлось мучительно долго провожать мадам Еписееву в ее медвежий угол. Мы с честью преодолели все препятствия в виде гаражей и помоек и оказались у Машиного подъезда. Она предложила мне зайти.
Честно говоря, мне не хотелось лишний раз встречаться с хулиганом Еписеевым. Я округлил глаза.
– Машенька! Как может незамужняя дама предлагать ночлег неопытному юноше?!
Она заливисто расхохоталась, оценив мою иронию.
– Ты просто Володьку боишься. А если я с ним поговорю, зайдешь?
Мария скрылась в темноте подъезда. Я несколько минут тупо разглядывал формулу с тремя неизвестными, написанную на стене.
– Эй! – раздалось сверху. – Путь свободен.
Подняв голову, я увидел женский силуэт.
– Проходи, только тихо, – прошептала Маша, когда я протиснулся в прихожую, едва не задев жутковатый мотоцикл. – Он уже спит. Проходи в комнату, а я чай заварю.
Я прошмыгнул в комнату. Там ничего не изменилось. На стене по-прежнему красовался увеличенный портрет героя-летчика. Однако под ним, в кувшине на полочке, я увидел сушняк, который подарил мадам Еписеевой. Среди сухостоя затесалась одинокая роза. Я пригляделся. Пыль, покрывавшая ветки, исчезла, и гербарий словно ожил. Рядом с букетом я заметил пожелтевшую фотографию надменного типа с косым пробором. Он с прищуром смотрел на меня.
– Ну что ж ты стоишь? Садись. – Мария вошла с подносом в руках и водрузила его на стол.
Она, похоже, уловила мое напряженное перемигивание с мужиком на фотографии.
– А это кто? – без стеснения спросил я. – Тоже какой-нибудь родственник твоего сына? Штурман с разбившегося самолета?
– Так, один знакомый, – беззаботно ответила мадам Еписеева, явно желая спровоцировать у меня приступ ревности.
– И как давно длится это знакомство?
– Чуть больше недели…
Ага, и уже фотография на полочке! Яд ревности немедля проник в мою кровь. Я насупился. Ты бы еще дольше пробыл в своей добровольной ссылке, глядишь, тут красовалась бы целая галерея подозрительных портретов! Я взял себя в руки и отхлебнул чаю.
– Ая-я-я-яй! – жалобно взвыл я и высунул язык.
В чашке был кипяток.
Мария метнулась в ванную за аптечкой. Я выскочил в прихожую. Язык нещадно саднил. Путаясь в рукавах пальто, я опрокинул мотоцикл. Раздался грохот.
– Тише, тише! – перепуганно зашипела Маша, высунувшись из ванной. – Ты куда?
Мне было наплевать на хулигана Еписеева.
– Домой! – зло крикнул я, с трудом ворочая языком.
Ее глаза насмешливо блеснули. Мария попыталась ухватить меня за обожженный речевой орган и приложить к нему ватку с какой-то дрянью.
– Дай я тебе хоть язык помажу…
Я по-телячьи замотал головой, выскочил на лестницу и загрохотал вниз.
– Позвони, когда доедешь, – донеслось сверху.
«Фиг тебе, неверная!» – подумал я.
На морозе язык немного отошел. Плутая в закоулках гаражей и спотыкаясь об асфальтово-ледяные колдобины, я двигался к метро. На душе у меня было муторно. Снова навалилось одиночество. Вот так всегда: стоит только наладиться личной жизни, как все опять идет прахом. В голове засвербила привычная мысль. Я никогда больше не увижу Машу… Я представил светлые волосы, спадающие на хрупкие плечи; тонкие пальцы тургеневской барышни; лилейную шею с тонкой пульсирующей жилкой… С этой мечтой вампира в голове я вошел в метро.
Злость прошла, но ее место заняла тоска. К тому же на светлый облик Марии стали наслаиваться облупившиеся фрески, изображающие мою квартиру. Даже если ее не разгромили, все равно – хорошего мало.
– Дома ждет холодная постель… – тихо пропел я что-то из Ленькиного кабацкого репертуара, пытаясь хоть как-то взбодриться.
Но песня почему-то не взбодрила мое исстрадавшееся сердце. Никто меня не ждет! Даже пьяная соседка. Лишь ледяная постель не первой свежести…
Я завернул за угол своего дома и с надеждой взглянул на окна. Они были на месте. И даже не разбиты. Я поднялся по лестнице – дверь цела. Значит, зря я скрывался? Подвело воображение? Дурак! А Маша за это время успела обзавестись поклонником… Надо с ней все-таки поговорить.
Я открыл дверь, прошел к телефону и набрал номер мадам Еписеевой. Занято. Попробуем еще раз. Опять. Полежав в темноте, я совершил еще несколько попыток. Мимо!
Через час было по-прежнему занято, занято, занято… Черт! Надо что-то делать! С кем она разговаривает так долго? Наверняка с этим неприятным типом, чей портрет красуется у нее на полке. Обхватив голову руками, я исступленно заметался по комнате. Ревность душила меня, словно я был не самый обычный житель Москвы, а венецианский мавр.
Я все ходил и ходил. Мой маршрут не ограничивался одной лишь комнатой. Он пролегал через всю квартиру, включая ванную и туалет. Каждый раз, оказываясь рядом с телефоном, я хищником набрасывался на его пластмассовую плоть. Но все впустую – мерзкая тварь продолжала издавать короткие гудки, и я возобновлял свои странствия.
Моя голова пылала, как новая звезда. Обожженный язык давно уже был не в силах конкурировать с ней. Я сунул голову под кран. Холодные струи стекали с моих волос, как речной водопад с веток ивы. Внезапно сквозь журчание я уловил заливистые трели.
Телефон! Это наверняка она! Я выскочил из ванной и, по-собачьи отряхиваясь, поскакал в комнату.
– Да! Да! Слушаю! – заорал я в трубку.
– Васильев, ты что кричишь? Соседей разбудишь, – проговорил знакомый голос.
– Кто это? – несколько тише крикнул я.
