Думали? Да он и сейчас так думает. Бомжиха и есть, пусть и выглядит как урожденная графиня и манерами не уступает некоторым светским львицам. Бомжиха, просто натасканная, сообразительная, не лишенная талантов. И стервозная, чего уж там…
– Журналистка она. – Дед посмотрел на внука исподлобья, сжал губы.
– А помойка? – Сказанное дедом пока в голове не укладывалось. – Что она делала на помойке?
– Выполняла задание. Как это у них называется? Журналистское расследование. А Олейников ее напарником был или боссом, я не вдавался в тонкости. Другое важно: то, что все мои старания псу под хвост.
– И что дальше? – Понимание случившегося всколыхнуло в душе уже похороненные было надежды. – Если все напрасно, если она не бомжиха, получается, что и свадьба не нужна? Я могу развестись?
– Нет! – грустно улыбнулся дед. – Она не позволит.
– Да Ярослава просто счастлива будет! Дед, ты думаешь, она очень рада нашему союзу? А я, полагаешь, в первую брачную ночь от большой любви предпочел нажраться да свалить от молодой жены куда глаза глядят?! Не сладилось у нас с твоей протеже. На духовном плане прежде всего, – добавил он мрачно. – Денег ей дадим, и пусть валит на все четыре стороны. Теперь-то уж чего?
Дед выслушал его тираду молча, а когда заговорил, Вадиму пришлось придвинуться максимально близко, таким слабым был его голос:
– Внук, я сейчас не о Ярославе, я о призрачной волчице. Это она не позволит. Уже не позволила. Ты же сам там был, видел волков.
– Ну да, даже, кажется, подстрелил одного. – Копившееся все эти дни раздражение искало и не находило выхода. Чтобы отвлечься от дурных мыслей, Вадим встал, подошел к окну. – Но волки – это всего лишь дикие звери.
– Да нет же! – Дед упрямо мотнул головой. – Это ЕЕ волки, ради нее они пойдут на все, трупами своими выстелют дорогу от Рудого замка до города, но Ярославу не выпустят.
– Бред! Дед, ну честное слово, бред все это! Страшилка для темных крестьян, не более того.
– А ты у своей жены спроси, верит она в эту страшилку или нет. Поинтересуйся, почему ее машина с дороги сорвалась и кого она там, в овраге, видела.
– Скажешь, призрака?
– А ты спроси. Поговори с ней по-человечески, может, она тебе и расскажет.
Поговорить по-человечески – задача почти невыполнимая. Не хочет Ярослава с ним беседовать, да он и сам не стремится к общению с ней. Хватило с него экстрима, когда гнался за этой дурехой по горной дороге в непроглядном тумане на максимальной скорости. Еще повезло, что не удалось от Гериных ребят отвязаться, а то весело бы было с пистолетом против ошалевшей стаи.
Есть, конечно, в этой волчьей истории некоторые странности, логикой не объяснимые. Как он, например, крик Ярославы смог услышать, как в тумане разглядел, что придорожные кусты поломаны, как вдруг решил, что нужно непременно в овраг спуститься, как стрелять начал и попал, хоть почти и не целился. Но все это – пусть и странности, однако же вполне допустимые, если постараться, им запросто можно найти объяснение. Не зря же говорят, что в критических ситуациях чувства обостряются. Вот и с ним так произошло. А волки самые обыкновенные, ни одного призрачного он не заметил.
– И что теперь? – Вопрос важный, можно сказать, знаковый. От ответа на него многое зависит.
– Не знаю. – Впервые в жизни дед расписался в собственном бессилии. – Все не так пошло, неправильно. Это даже хорошо, что у вас с Ярославой нет душевной близости.
– Отчего же хорошо? – Вадим прислушался к зарождающемуся где-то далеко в лесу уже привычному волчьему вою.
– Оттого, что Ярослава теперь одна из Закревских, а я не знаю ни одного исключения из правил.
– То есть ты хочешь сказать, что рано или поздно она тоже умрет?
– Сначала сойдет с ума. – Дед был беспощаден, он смотрел на внука внимательным и одновременно задумчивым взглядом. – Родит тебе сына и сойдет с ума. Как твоя мать, как твоя бабушка и прабабушка…
– Откуда такая уверенность? – Рукавом рубашки Вадим вытер выступивший вдруг пот. – Дед, от одного раза дети редко родятся, а больше у нас с ней ничего не будет, я тебя уверяю.
– Я тебе уже все рассказал: и про проклятье, и про примету. Случится так, тут ничего не изменишь. А знаешь, я даже рад, что правнука мне родит именно Ярослава. Она такая… подходит тебе…
– Да не будет того, о чем ты говоришь! – Вадим сжал кулаки. – Слышишь, дед, не будет! Мы же не в Средневековье живем, двадцать первый век на дворе!
– Можешь так думать, это твое право. – Дед не собирался спорить и переубеждать, он уже давно все для себя решил. И за Вадима решил, в который раз…
* * *
Ужин получился мрачный. Даже обычно не в меру говорливый Литош на сей раз не спешил поддержать беседу. Дед, лишь пригубив бокал вина, с отсутствующим видом смотрел на горящий в камине огонь и, кажется, прислушивался к волчьему вою. Вениамин не то в нетерпении, не то в раздражении барабанил пальцами по столу, поглядывая то на Вадима, то на Ярославу, которая игнорировала не только еду, но и вино. Не отказалась она лишь от принесенной Ганной минералки.
Странное дело, но теперь, когда настоящая биография жены перестала быть тайной, отношение Вадима к Ярославе не изменилось. Ну разве что к привычному уже раздражению добавилось новое, еще до конца не распознанное им самим чувство. Неужели жалость? Или, может, ответственность? Погналась девчонка по молодости да по глупости за сенсацией, а вляпалась в такое, что еще попробуй отмыться, стала частью чужого проклятия. И что она там, в овраге, видела столь страшное, после чего даже деда перестала бояться? Надо бы спросить. И вообще, пора им поговорить, решить, как жить дальше, прийти к какому-нибудь мировому соглашению, раз уж так получилось. Но не сегодня. На предстоящую ночь у Вадима имелись планы романтические, связанные, конечно же, с Ликой, однако творящиеся в замке странности внесли свои коррективы. Лике он обязательно позвонит, если все будет хорошо, то придет к ней завтра, объяснит сложившуюся ситуацию, успокоит. Ей же страшно, наверное, оставаться в гостинице после того, что случилось. Или больше обидно? Каким он был – ее прощальный взгляд? Вадим не помнил. Даже лицо ее забыл. То есть помнил в общих чертах, но по первому желанию воскресить в памяти все до последней черточки не мог. Вместо привычного аристократического Ликиного лица перед внутренним взором появлялось другое: веснушчатое, желтоглазое, раздражающее до зубовного скрежета.
Скорее бы уже расхлебаться со всей этой чертовщиной да свалить из родового гнезда куда подальше, взять тайм-аут, разобраться в себе. В душе последние дни творится что-то непонятное. Вот как надела Ярослава ему на палец венчальное волчье колечко, так и начались эти непонятности. Надо бы кольцо снять, глядишь, все назад вернется, но не хочется, сопротивляется что-то внутри. Ладно, потом снимет, как с Ярославой разведется. Или кольцо ни при чем? Может, прошлая ночь во всем виновата? Выпила молодая жена из него душу, стреножила, точно жеребца. До сих пор стоит вспомнить те минуты, как в жар бросает. Вот интересно, все забыл, залил алкоголем, а это не уходит из памяти, серебряным кружевом стоит перед глазами, белой кожей, земляничными губами. А пальцы словно до сих пор в шелке волос путаются, и дышать тяжело, как только начинаешь вспоминать. Наваждение это все, происки Рудого замка. За столько-то веков небось и у камней своя душа должна появиться, своя воля.
