Уже очень скоро догадка Вадима подтвердилась, огонек мигнул и погас, а к привычному уже сквозняку добавился свежий, пахнущий дождем ветер. Теперь осторожно, потихонечку, чтобы не спугнуть…
Женщина стояла на смотровой площадке спиной к так и не закрытому потайному ходу, лицом к одной из бойниц. Самое время познакомиться…
– Ну привет, красавица! – От какого-то шального азарта кровь прилила к лицу, перед глазами заплясали золотые искры. Вадим поудобнее перехватил пистолет.
Женщина вскрикнула, стремительно обернулась, и ко всему готовый Вадим едва не отшатнулся от ужаса. Спутанные космы черных волос, испачканное кровью не то платье, не то погребальный саван, но главное, лицо – неживое, мертвенно-бледное, с черными провалами глазниц. Все ж таки призрак…
– Ждала тебя… – Не голос, а змеиное шипение, и руки тянутся к нему, к Вадиму, силятся обнять. – Мой ты…
– Твой? – Осторожный шаг в сторону, к прохладной стене, в отбрасываемую каменным зубцом бойницы черную тень. – А ты кто?
– Мой… – Призрак не идет, а словно парит в невесть откуда взявшемся тумане.
Мертвое лицо совсем близко. Руку протяни – и коснешься истлевшей плоти. Запах мокрой шерсти забивает все остальные. Господи, какая же мерзость…
– Умрешь… – Шипение переходит в громкий клекот. Еще один шаг навстречу Вадиму, еще один шаг прочь от призрака, к краю смотровой площадки.
Щелчок, едва различимый, но уже знакомый, обрывает шепот-шипение, и черная тень гигантской птицей планирует прямо на призрачную фигуру. Взмах руками, испуганный вопль, человеческий, реальный, – и уже другая, серая птица, срывается вниз, падает на острые камни…
На то, чтобы прийти в себя, восстановить сбившееся дыхание, ушли считаные секунды. Осторожно, вдоль наружной стены, обходя так и не заделанный пролом в полу, Вадим добрался до винтовой лестницы, сбежал вниз и натолкнулся на запертую дверь. Пришлось проявить смекалку и в прямом смысле изворотливость, протискиваясь наружу через узкое окошко первого этажа.
Женщина лежала на спине, раскинув в стороны руки-крылья, запрокинув к звездному небу мертвое лицо, а под ней расползалось черное кровавое пятно. Слишком много крови для призрака…
Касаться мертвого лица не хотелось, но Вадим себя заставил. Вопреки ожиданиям, пальцы ощутили не холод тронутой тленом и разложением кожи, а скользкую прохладу латекса. Маска… Вот откуда черные провалы глазниц и запекшаяся на белых губах кровь и мертвенный цвет! Не призрак, а всего лишь искусно сделанная личина. И косматые патлы наверняка парик.
Латекс отставал с противным причмокиванием, лип к пальцам, вызывал омерзение. Ничего, это можно пережить. Еще мгновение – и он увидит настоящее лицо…
…Настоящее лицо прекрасно. Даже после смерти не утратившие аристократичности черты, изящный, чуть капризный изгиб губ, удивленно распахнутые голубые глаза и навек застывшая во взгляде обида – Лика…
* * *
Ясе снился сон, тягучий, густой, как карпатский туман. Волчий вой. Колыбельная на чужом, непонятном языке. Лица бесконечным хороводом: знакомые, впервые увиденные, добрые, злые, страшные. Прикосновения грубые, настырные, раздражающие. Даже во сне нет покоя, даже тут, в призрачном тумане, не спрятаться, не укрыться от страха.
– Ярослава, открой глаза. – Голос знакомый, настойчивый, тянет из сна, не дает покоя. – Ну, давай же, быстро!
Не хочет она просыпаться! Пусть он уйдет, оставит наконец ее одну. Она сделала все, что от нее хотели. Марионетка, грязь придорожная…
– Яся! – Пощечина, злая, сильная, заставляет вскрикнуть, прогоняет туман. – Яся, очнись.
Гад, какой же гад… Все-то ему неймется, все-то ему мало… Лучше подчиниться, ведь не отстанет. Господи, до чего же тяжело: веки свинцовые и в голове набатный звон. Что это с ней?
– Уйди! – Глаза открывать больно, а видеть рожу Закревского противно.
– Ты меня слышишь? Понимаешь, что я говорю?
И слышит, и понимает, только вот как-то плохо, с трудом. Чтобы ответить, нужны силы, а их нет. Если кивнуть, он догадается, как ей тошно?
Не догадался, выругался, подхватил под мышки, потащил куда-то. А она даже закричать не может, в горло будто песка насыпали, и бой набатный в голове сильнее с каждой секундой.
– Яся, ты прости, у меня выхода другого нет.
Извиняется? За что?
Ледяная вода льется на голову, стекает за шиворот юркими ручейками, вышибает вместе с отчаянным криком остатки сна…
– …Дурак! Скотина! – Даже сейчас, когда Яся с головой была закутана в шерстяной плед, тело бил озноб, такой сильный, что зуб на зуб не попадал. – Ты что, по-человечески разбудить не мог? Зачем водой?
– По-человечески ты не просыпалась. – Вадим Закревский сидел напротив и выглядел так, словно это на него только что вылили ушат ледяной воды. Грязная, местами порванная и заляпанная кровью рубашка, растрепанные волосы, но главное, выражение лица – не привычно наглое, спесивое, а потерянное.
– А что ты… Как ты вообще сюда попал? – Взгляда на запертую дверь хватило, чтобы понять – легких путей этот ненормальный не ищет.
– Потом объясню. – Он провел пятерней по волосам, зажмурился, замотал головой, точно прогоняя непрошеные воспоминания. – Как ты себя чувствуешь?
– А ты как думаешь? Я бодра и весела. Спасибо!
– На здоровье. Что же ты тогда так долго не просыпалась, если бодра и весела?
– Не знаю, – Яся пожала плечами, поправила сползший с плеч плед. – Может, устала?
А ведь и правда, что-то с ней не то, как-то не так она себя чувствует. До сих пор не избавилась от мерзкого чувства оглушенности, даже после холодного душа.
– Это от снотворного.
– Глупости, я не пью снотворное.
– Добровольно нет, а если подсыпали?
– Куда?
– Я вот тоже думаю – куда? Ты вечером что пила?
– Только минералку. – Странный у них получается разговор, ей бы выставить его за дверь, а она вместо этого послушно отвечает на дурацкие вопросы.
– Значит, в минералку и подсыпали. А что, очень удобно, из всех присутствующих за ужином ее пила только ты. Выходит, риск минимальный.
– Какой риск? Зачем подсыпать мне снотворное?
– Я по порядку, если не возражаешь. Риск, что вместе с тобой отключится кто-то еще. Это раз. Снотворное нужно было, чтобы вырубить тебя наверняка, чтобы ты не сопротивлялась и не мешала. Это два.
– Чему не мешала? – Недавний холод исчез, сменившись вдруг жаром. Не обращая внимания на порочащую женскую честь полураздетость, Яся сбросила на пол плед, посмотрела на свои дрожащие руки, перевела испуганный взгляд на Вадима.
– Не мешала тебя убивать, – ответил тот и отвернулся к окну.
– Как? – Собственный голос показался чужим. – Кто меня должен был убить? Она? Призрачная волчица?
