Конечно, их торопливый отъезд мог быть и ошибкой. Не следовало исключать вероятность того, что агенты ФБР дежурили у дома, чтобы помочь им при неблагоприятном развитии событий. Но, с другой стороны, они могли быть не союзниками, а врагами. Так или иначе, в сложившейся ситуации полностью она могла доверять только Эрлу Бентону.
Он усадил Мелани за заднее сиденье, закрепил ремень безопасности.
Лаура обернулась с переднего сиденья, и внешность дочери ее поразила. В закрытом гараже, при свете лампочки под крышей салона, изможденное лицо девочки чуть округлилось. Рассеянный молочно-белый свет смягчил глубокие складки и заостренные черты лица. Впервые Лаура поняла, какой красавицей станет ее маленькая дочка, когда немного наберет вес. Со временем несколько лишних фунтов и спокойствие души могли изменить девочку разительным образом. В мгновение ока Лаура смогла разглядеть заложенный в девочке потенциал, увидела знакомое в чужом, красоту, еще скрытую под серой вуалью. Время, словно кисть художника, будет наносить новые впечатления и эмоции на еще не забывшуюся агонию, и когда слой краски дней, недель, месяцев, лет станет достаточно плотным, он скроет под собой ужас, который выпал на ее долю, когда она была с отцом. Мелани более не будет угловатым, исхудалым, странным существом со смертельно бледной кожей и глазами загнанного зверька; станет очень и очень красивой. И, как только Лаура это поняла, надежда ее вспыхнула с новой силой.
Более того, мягкий свет и ласкающие тени позволили ей увидеть в дочери немалую часть себя, что произвело на нее огромное впечатление. Разумом она знала, что Мелани похожа на нее, очевидность сходства генов ясно читалась на лице ребенка, несмотря на маску страданий, но только теперь Лаура признала это сходство на каком-то глубоком эмоциональном уровне. Увидев себя в дочери, она еще сильнее осознала, что страдания Мелани — ее страдания и она не узнает счастья, пока не будет счастлива Мелани. И если осознание красоты девочки разожгло надежду, то мысли о том, что пришлось вынести Мелани, укрепили желание Лауры выяснить правду и победить врагов, даже если воевать пришлось бы со всем миром.
Эрл сел за руль. Посмотрел на Лауру.
— Следующие несколько минут будут безумными, — предупредил он.
— К безумию я уже привыкла. — Она пристегнула ремень безопасности.
— Я проходил специальный курс вождения, задача которого — научиться уходить от похитителей и террористов, поэтому в любой момент будьте уверены: я знаю, что делаю.
— Не думаю, что ваши действия хоть чем-то меня удивят, — пожала плечами Лаура. — Во всяком случае, после того, как смерч прошелся по моей кухне. А потом, мне всегда хотелось прокатиться на машине с Джеймсом Бондом.
Эрл ей улыбнулся:
— Вы — отважная женщина.
Когда он завел двигатель, она взяла пульт дистанционного управления воротами гаража, который лежал на консоли между сиденьями.
— Пора, — скомандовал он.
Лаура нажала кнопку на пульте дистанционного управления, и ворота начали подниматься. Прежде чем они успели подняться полностью, Эрл включил заднюю передачу и быстро выкатился из гаража. Крыша «Хонды» разминулась с нижней планкой ворот на какой-то дюйм.
Так что удар о ворота, которого ожидала Лаура, не произошел. Задом, не снижая скорости, «Хонда» докатилась до выезда на улицу. Там Эрл резко крутанул руль вправо, и автомобиль развернулся передним бампером к подножию длинного холма.
Агенты ФБР, которые сидели в фургоне, внешне не отличающемся от фургонов телефонной компании, еще не отреагировали на их действия. Эрл вдавил в пол педаль тормоза, тут же передвинул ручку коробки скоростей на движение вперед и нажал на газ. Взвизгнули шины, автомобиль на мгновение вроде бы прилип к асфальту, а потом они помчались вниз по длинной и темной улице.
Проскочив два квартала, Эрл глянул в зеркало заднего обзора:
— Они едут следом.
Лаура обернулась и увидела через заднее стекло, что фургон отчаливает от тротуара.
Эрл притормозил, крутанул руль вправо, и «Хонда» то ли повернула, то ли ее потащило юзом в боковую улицу. На следующем перекрестке он повернул налево, в конце квартала направо, вычерчивая извилистый маршрут по жилому району. Вскоре они оставили Шерман-Оукс позади, выбрались из долины, поднялись на гребень, а потом скатились в каньон Бенедикта по дороге, петляющей на лесистом склоне, держа путь к Беверли-Хиллз и Лос-Анджелесу.
— Мы от них ушли, — радостно сообщил Эрл. Лаура облегчения не испытывала. Не было у нее уверенности, что от другого своего врага, нечеловеческого, неведомого Оно, им удастся удрать так же легко, как от агентов ФБР.
Дэн пристально смотрел на Реджи ну, стараясь найти способ заставить ее рассказать все, что она знала. Он не сомневался, что с ее покорностью ему удастся добиться желаемого. Оставалось только понять, как и чем на нее надавить.
Реджина более не покусывала большой палец, только посасывала его. И поза у нее была на редкость провоцирующей: невинность, ждущая, чтобы над ней надругались. Он не сомневался, что и этому ее научил Хоффриц. Может, запрограммировал? Но не вызывало сомнений, что сосание пальца ее успокаивало; внутренние муки были столь велики, что она искала утешения в самых простых, прямо-таки детских ритуалах.
Только начав сосать палец, она более не изображала леди, не сидела с прямой спиной. Сгорбилась, сдвинулась в угол дивана. Халат у шеи распахнулся, открыв глубокую ложбинку между алебастровых грудей.
Дэн уже представлял себе, как заставить ее говорить, но уж очень не хотелось ему это делать.
Она вытащила большой палец изо рта только для того, чтобы сказать:
— Я не смогу вам помочь. Действительно не смогу. Почему бы вам не уйти прямо сейчас? Пожалуйста!
Он не ответил. Поднялся с кресла, обошел кофейный столик, остановился над ней, хмурясь, посмотрел на нее сверху вниз.
Она по-прежнему сидела, склонив голову.
— Посмотрите на меня! — чуть ли не прорычал он. Она посмотрела.
— Вы сейчас уйдете? — В голосе слышалась мольба. Ей очень хотелось, чтобы ее оставили в покое. — Пожалуйста! Вы сейчас уйдете?
— Вам придется ответить на мои вопросы, Реджина. — Он продолжал хмуриться. — Если вы не ответите мне, если солжете…
— Вы меня ударите? — спросила она.
Он видел перед собой уже не женщину, а больное, лишенное жизненных ориентиров, несчастное существо. Но не испуганное. Грядущие удары не пугали ее, не приводили в ужас. Наоборот. Она хотела, чтобы ее ударили, потому что боль доставляла ей наслаждение.
Дэн продолжил, с трудом подавляя отвращение:
— Я вас не ударю, не прикоснусь к вам. Но вы расскажете мне все, что я хочу знать, поскольку только ради этого вы и существуете на этой земле.
