— Белла просила заскочить.
Я стиснул зубы.
— И Элис тоже. Она говорит, что устала торчать на чердаке, как летучая мышь в колокольне. — Сет рассмеялся. — И еще мы с Эдвардом сменяли друг друга, дежурили у Беллы… Если хочешь, я, конечно, могу вернуться…
— Нет. Я сам! — рявкнул я.
— ОК.
Больше Сет ничего не сказал и сосредоточился на пустом лесе.
Я все равно побежал на юг в поисках сам не знаю чего. Когда вдалеке показались первые дома, я повернул обратно: до города было еще далеко, но рисковать не стоило, а то опять пойдут слухи о волках. Мы уже давно не показывались людям на глаза.
На обратном пути я вновь пересек тропу, направляясь к дому. Как ни глупо, я ничего не мог с собой поделать. Видать, я какой-то мазохист.
— Джейк, все с тобой нормально. На твоем месте любой вел бы себя так.
— Будь добр, заткнись.
— Молчу-молчу.
На этот раз я не замер перед дверью, а уверенно вошел в дом, как будто он мой собственный. Розали наверняка взбесилась — ну и черт с ней. Однако в гостиной я не увидел ни ее, ни Беллы. Я стал в ужасе озираться по сторонам, надеясь, что просто их не заметил. Сердце как-то странно, неудобно прижалось к ребрам.
— С ней все хорошо, — прошептал Эдвард. — То есть по-прежнему.
Он сидел на диване, спрятав лицо в ладонях. Эсми устроилась рядом и крепко обнимала его за плечи.
— Привет, Джейкоб, — сказала она. — Я так рада, что ты вернулся!
— Я тоже, — с глубоким вздохом добавила Элис, слетев по лестнице в гостиную. Лицо у нее было недовольное, как будто я опоздал на встречу.
— А, привет. — Пытаться быть вежливым мне в новинку. — Где Белла?
— В уборной. Она ведь теперь на жидкой диете. Ну и вообще, я слышала, беременные…
— Понятно.
Я неуклюже переступил с пяток на носки.
— О, чудесно, — проворчала Розали. Я быстро обернулся и увидел ее, по пояс скрытую за перилами. Она бережно несла на руках Беллу и презрительно глядела на меня. — А я-то думаю: откуда такая вонь?
Тут, как и в прошлый раз, Белла просияла, словно ребенок, проснувшийся рождественским утром. Точно я принес ей самый лучший подарок, какой только можно вообразить.
Это несправедливо.
— Джейкоб, — выдохнула Белла. — Ты пришел!
— Привет, Белла.
Эсми и Эдвард встали. Розали очень бережно положила Беллу на диван, но та все равно побелела и задержала дыхание, словно решила не издавать ни звука, даже если будет очень больно.
Эдвард провел рукой по ее лбу и шее. Он сделал вид, будто убирает волосы с лица, но это больше походило на врачебный осмотр.
— Замерзла? — прошептал он.
— Нет, все хорошо.
— Белла, что тебе велел Карлайл? Не надо от нас ничего скрывать!
— Ладно, мне немножко холодно. Эдвард, принеси, пожалуйста, одеяло.
Я сел на пол рядом с диваном. Белла казалась совсем хрупкой, я боялся даже пошевелить ее. Так что просто сел вплотную к ней и взял за руку, а второй рукой потрогал ее лицо. Трудно было сказать, холодней она стала или нет.
— Спасибо, Джейк, — пробормотала Белла и содрогнулась.
— Ага.
Эдвард сел на подлокотник дивана, не сводя глаз с ее лица.
Надеяться, что острый вампирский слух не уловит урчания в моем животе, не приходилось.
— Розали, принеси Джейкобу поесть, — сказала Элис. Она тихонько устроилась за диваном, и я ее не видел.
Розали изумленно уставилась на то место, где она сидела.
— Спасибо большое, — поблагодарил я, — но мне что-то не хочется есть пищу, в которую плюнула белобрысая. Вряд ли мой организм усвоит яд.
— Что ты, Розали никогда бы не позволила себе такую грубость и не опозорила бы Эсми!
— Конечно! — приторно сладким голоском пролепетала Розали. Она встала и выпорхнула из комнаты.
Эдвард вздохнул.
— Скажешь, если она захочет меня отравить, ладно? — попросил его я.
— Ладно, — пообещал он.
И отчего-то я ему поверил.
Из кухни донесся дикий шум и — вот уж действительно странно — звук сгибаемого металла. Эдвард снова вздохнул, потом едва заметно улыбнулся. В следующий миг Розали была в гостиной. С довольной ухмылкой она поставила передо мной железную миску.
— Не обляпайся, дворняга!
Видимо, раньше это была обычная глубокая тарелка. Розали сделала из нее точь-в-точь собачью миску. Надо было отдать должное ее мастерству. И вниманию к деталям. На боку она идеальным почерком нацарапала: «Фидо».
Еда выглядела ужасно аппетитно: настоящий стейк и запеченная картошка с разными овощами.
— Спасибо, белобрысая.
Она фыркнула.
— Кстати, знаешь, как называется блондинка с мозгами? — вспомнил я еще один анекдот. — Золотой ретривер!
— Этот я тоже слышала, — уже без улыбки ответила Розали.
— Я вспомню еще, — пообещал я и принялся за еду.
Она состроила презрительную мину, села на подлокотник дивана и стала листать телеканалы с такой скоростью, что при всем желании не могла бы что-то увидеть.
Еда была вкусная, хоть в воздухе и стояла ужасная вонь. Впрочем, я начал к ней привыкать. Ха! Никогда бы не подумал, что со мной такое произойдет…
Когда я доел — и подумывал, не вылизать ли миску назло белобрысой, — я почувствовал у себя в волосах холодные пальцы Беллы. Она гладила меня по затылку.
— Пора стричься?
— Ага, ты совсем оброс, — ответила Белла. — Может…
— Кто-то из Калленов раньше работал парикмахером в парижском салоне?
Она хихикнула.
— Почти угадал.
— Нет, спасибо, — отказался я, хотя мне ничего не предложили. — На пару недель меня хватит.
Эти слова натолкнули на другую мысль: а на сколько хватит Беллы? Я попытался задать этот вопрос как можно вежливее.
— Э-э… а каков срок? Ну, когда родится маленький монстр?..
Белла шлепнула меня по голове — будто перышком по затылку провела, — но не ответила.
— Нет, серьезно, сколько еще я здесь пробуду? — «Сколько пробудешь здесь ты?» — мысленно добавил я и посмотрел на Беллу. У нее были задумчивые глаза, а между бровей опять пролегла морщинка.
— Точно не знаю. Явно не девять месяцев. Ультразвук мы сделать не можем, так что Карлайл прикидывает по моим размерам. У обычных женщин к концу срока здесь… — Белла провела пальцем по своему большому животу, — сорок сантиметров. По одному сантиметру за неделю. Сегодня утром мы сняли мерки — было тридцать. За день я обычно набираю пару-тройку сантиметров…
Две недели пролетали за один день. Жизнь Беллы мчалась вперед, как на быстрой перемотке. Сколько же дней осталось до сорока сантиметров? Четыре? От ужаса я невольно вздрогнул.
