Один из террористов рванулся наперерез «доджу», и тут же очутился под колесами. Чарльзу удалось подстрелить еще двоих. Некоторые уже перестали обращать внимание на машину и стреляли теперь исключительно в сторону поленницы. Наконец мощный «додж» выбрался с лужайки на дорогу, ведущую прочь от этого страшного места.
Но в этот момент один из нападавших вставил в винтовку запасной магазин и через лобовое стекло в упор застрелил жену Сэнфорда. Берман в ужасе закричал и пригнулся. Сидевшие сзади Софи и Бен Харрис тоже в страхе согнулись, закрыв лица руками, и прижались друг к другу.
Сэнфорд подумал, что все же сумеет выбраться. Он почти уже доехал до мостика через ручей Карсон, как вдруг из густого кустарника навстречу ему вышла целая группа бандитов во главе с полковником Мао. Они сразу же открыли огонь и через считанные секунды тела Сэнфорда и всех его пассажиров превратились в сущее решето. Машина потеряла управление, на скорости врезалась в перила моста и от удара взорвалась. Автомобиль горел, пламя лизало трупы Берманов, Софи и Бена, а террористы все продолжали стрелять.
Взрыв и пламя отвлекли и внимание тех, кто обстреливал сейчас Марка и Чарльза. Они сразу же потеряли всякий интерес к своим жертвам и медленно побрели в сторону огромного ярко-желтого костра, который интересовал их гораздо сильнее, чем ведущийся из-за дров автоматный огонь по их головам.
Оставшиеся на лужайке террористы начали палить по автомобилям на стоянке. Может быть, чтобы отомстить тем, кто успел все-таки уехать, а может, им просто хотелось иметь под боком такой же красивый и яркий костер, как тот, у моста. Этим и воспользовались Марк с Чарльзом, тихо скрывшись в угольном люке.
После неудачной попытки бегства двух супружеских пар Уолшам и Пирсонам предстояло решить, каким образом теперь лучше всего спастись. Смерти Харрисов и Берманов повергли их почти в полное отчаяние. Они были шокированы и не знали, что предпринять в следующую минуту. Маленькая Джейни ни о чем их не расспрашивала: ей было страшно узнавать подробности этой трагедии. Она, как кукла, сидела возле своего отца, и даже не шевелилась.
Чарльз еще раз осмотрел Джорджа Стоуна. Тот все еще был без сознания, его сильно лихорадило, а на лбу выступали крупные капли пота. Припухлость и синева вокруг ранки не проходили, а наоборот, расползались дальше по телу. Ведь змеиный яд обладает способностью не только убивать жертву. Как известно, змеи заглатывают свою добычу целиком, вместе с костями, и для того, чтобы помочь процессу пищеварения, в состав их яда входят специальные мощные ферменты, которые размягчают съеденную плоть и делают ее удобоваримой. И с этим тоже борется противоядие, защищая внутренние органы и кровеносные сосуды пораженного от своеобразного «переваривания» под действием попавшего в его организм яда.
— С папой все будет в порядке? — дрожащим голосом спросила Джейни.
— Да, я думаю, все обойдется, — ответил Чарльз. — Он у тебя сильный и крепкий. Если бы противоядие не действовало, то он… его бы уже не было в живых. Я думаю, он поправится, но точно мы это узнаем только завтра.
И снова Чарльз про себя подумал, что Джордж просто чудом остался жив: отравленная стрела прошла через мышцы, ударилась в кость и не проникла дальше. А если бы яд из нее попал в какой-нибудь крупный сосуд, то смерть наступила бы почти мгновенно. Сразу бы произошел разрыв сердца от попадания в него сгустков свернувшейся под действием яда крови.
Джейни Стоун продолжала молиться за отца. А еще она молилась за души своей матери и бабушки, и за душу несчастного Блэки, хотя в церкви ей говорили, что у собак нет бессмертной души. Но она хотела, чтобы это оказалось неправдой, и на том свете, в другой жизни, она снова была бы вместе со своей семьей и любимой собакой. Трагедия, которую ей пришлось пережить, привела к тому, что Джейни стала даже сильнее, чем раньше, надеяться на бога и на молитву, хотя это и не приблизило ее к церкви. Теперь она серьезно сомневалась, что когда-нибудь в дальнейшем будет относиться с уважением ко всяким церемониям со змеями и тем более верить в то, что эти обряды завещаны Всевышним.
С помощью фонендоскопа и прибора для измерения давления крови Чарльз обследовал и генерала Кинтея. Чтобы измерить давление, Уолшу пришлось закатать рукав его гимнастерки, на котором была эмблема с изображением змеи. Он хотел это сделать и раньше, но считал малодушным стремление избавиться от какой-то картинки. Теперь же у него был вполне обоснованный предлог сделать это. Руководитель террористов находился в состоянии комы, вызванной обширным поражением мозга в результате кислородного голодания и, возможно, удара, который он получил при падении самолета. Когда Чарльз вынул кляп изо рта Кинтея, тот начал бормотать что-то о фашистских свиньях, об огне свободы и о глубокой любви ко всем угнетенным народам. Чарльз мог бы сделать ему укол морфия, чтобы заставить его замолчать, а не затыкать рот кляпом; однако любое успокоительное средство, вводимое человеку в состоянии комы, могло легко привести к его смерти. Вместо этого Чарльз снова вставил Кинтею кляп, но на этот раз не совсем плотно. Теперь он мог свободно дышать, но бормотать был уже не в состоянии.
— Почему мы так стараемся сохранить ему жизнь? — удивлялся Марк. — Нам ведь нет от него ни малейшей пользы, да и сам себе он уже не нужен.
— Я не могу дать ему умереть, — ответил Чарльз. — Одно дело — убивать в целях самозащиты или для того, чтобы выжить самим, но совсем другое — умерщвление человека, который совершенно беспомощен и ни для кого не представляет опасности.
— А-а-а, понимаю… Клятва Гиппократа и все такое, — тихо проворчал Марк. — Но я не так уж уверен, что этот Кинтей сейчас не представляет опасности даже в своем теперешнем состоянии. В каком-то смысле он обладает даже большей силой… как святой великомученик.
— Может быть, ты и прав, — согласился Чарльз. — Ведь кроме проявлений ярости и агрессивности комплекс рептилии управляет также и ритуальным поведением. Вот почему террористы действуют, как роботы, автоматически выполняя заложенные в них рефлексы. Такие, как бесконечная перезарядка оружия и стрельба.
— Причем стрельба именно по нам, потому что мы отобрали у них главаря, — заметил Марк. — А если бы мы вернули им их Кинтея, они, возможно, и оставили бы нас в покое.
— Сомневаюсь, — покачал головой Чарльз. — Я все размышляю о том, как ведут себя пресмыкающиеся. Как только они выбрали себе жертву, они как бы приковываются к ней. Они должны довести до конца то, что начали, и не уйдут до тех пор, пока их цель не будет достигнута. Получается так, что они как бы забывают истинную причину своего враждебного чувства, она для них становится уже несущественной. Главное — это ярость и ее утоление.
