–
Сафад?! – в голосе Убыра послышалось удивление, к которому сразу же оказалось примешано ещё и какое-то, непонятное Амире, торжество.
–
Повелитель! – в ту же секунду изогнулся в глубочайшем поклоне вошедший.
–
Сафад… – уставился на него хозяин усыпанного сокровищами подземелья, в задумчивом жесте обхватив подбородок пятерней правой руки, локоть которой оказался устроен в ладони левой.
–
Набегался? – где-то через минуту спросил он у появившегося там оборванца, и теперь в его голосе зазвучали металлические нотки.
–
Прости, о Повелитель, – жалобно залепетал незнакомец. – Умоляю, прости!
–
Я давно за ним охотился, – повернулся Убыр к недоумевающей Амире. – Уже почти два века назад он переродился в мои рабы, но всё это время отказывался мне покориться. Всё бегал, прятался. И вот, наконец, добегался. Кто поймал тебя?
С последними словами Убыр снова повернулся к дрожавшему перед ним, только названному Сафадом, типу.
–
Меня нашёл Ваш, о Повелитель, первый помощник, Ваша правая рука Степан, что обитает со своими приближёнными здесь, в этом огромном городе. Нашёл ещё три ночи назад и сразу же велел идти к Вам, да только, видно, не рассчитал силу своего, наложенного на меня, морока! Морок тот и меня сюда привёл, и Лоцра успокоил, а вот на то, чтобы провести меня через стены Ваших, о Высочайший, покоев, оказался слабоват.
–
Морок Степана, слабоват? – ядовитым голосом переспросил Убыр.
–
Не хочу ничего сказать против Вашего преданного раба Степана, – тут же ещё больше залебезил державший перед Убыром ответ оборванец, – но ведомый его мороком, я пробирался сквозь толщину Ваших стен всё это время!
Сказав это, он всхлипнул и тяжело вздохнул. Убыр же, с лицом, не предвещавшим ничего хорошего, стал подниматься с дивана.
–
Это не морок Степана оказался слабоват, – голос Повелителя стал устрашающ, – это просто в тебе слишком мало нашей, присущей каждому другому, сути! Вот почему Степан не рассчитал силу своих, наложенных на тебя, чар!
–
О, Повелитель, – дрожавший перед Убыром несчастный грохнулся на колени.
–
Сейчас мне не до тебя, – всё тем же тоном продолжал хозяин подземелья. – Поэтому долго с тобой возиться я не буду.
Внезапно в руках у Повелителя упырей, на глазах потрясённо за всем этим наблюдавшей Амиры, непонятно как и откуда появилась страшная, ослепляющая и обдающая жаром огненная плеть. Та самая, которой он ещё не так давно в той пещере «потчевал» своего «нерадивого» раба Степана. Увидев последнюю, тот, кого называли Сафадом, в ужасе ещё больше изогнулся перед своим господином.
–
Умоляю, о Повелитель! – отчётливо послышались в гроте жалобные мольбы бедняги, однако огненный хлыст уже нёсся к его плечам. Ещё мгновение, и он с жутким шипящим звуком по ним стеганул. В тот же миг на Сафаде жарким пламенем вспыхнула одежда, пространство же грота Убыра наполнилось его истошным душераздирающим воплем: – А-а-а!
А ужасная плеть Убыра уже описывала за спиною своего хозяина ещё один круг, готовясь приложиться к плечам горемыки во второй раз. Увидев это, тот завопил ещё громче и жалобнее. Да только жуткий огненный хлыст этим было не остановить. И тогда над истязаемым незнакомцем сжалилась Амира.
–
Я согласна! – её звонкий голос смог перекрыть вопли провинившегося перед Повелителем упырей Сафада.
Услышав это, господин последнего остановился.
–
Я согласна сделать то, о чём мы тут с тобой разговаривали, – немногим тише добавила Амира, вставая со своего полудивана-полукресла. – А ты… Не бей его больше.
–
Конечно! Как скажешь, – на лице Убыра мгновенно заиграла довольная улыбка. Почти в тот же миг он жестом велел согнувшемуся перед ними в три погибели Сафаду убираться прочь, после чего, опять непонятно каким образом и теперь куда, спрятал свою ужасающую плеть.
–
Хорошая плёточка, – проговорила Амира, мысленно себе представляя, как было бы здорово отходить такой до смерти того из упырей, что недавно убил её маму.
–
А! Это я держу специально для своих рабов. Другим же их почти ничем не проймёшь!
–
А ты ею своего раба и убить сможешь? – всё с теми же мыслями продолжала допытываться девушка.
–
Я понимаю, зачем ты об этом спрашиваешь, – Убыр едва заметно усмехнулся. – И всё равно тебе скажу, ведь плеть эта, когда ты станешь моей, будет доступна и тебе. Да, ею запросто можно убить любого из моих рабов. Но поверь, когда ты станешь той, кем тебе суждено вскоре стать, ты очень быстро расхочешь убивать Степана.
В ответ Амира не сказала ни слова, сразу про себя заметив, что разговаривавший с ней хозяин роскошного подземелья всё-таки если и не читал её мыслей, то как-то легко догадывался, о чём она думает. Впрочем, исходя из их только что прерванного появлением незнакомца по имени Сафад разговора и последних вопросов Амиры, о теперешних её мыслях было не так уж трудно и догадаться. Ещё же, пожалуй, даже раньше, чем первое, она со злобой в сердце отметила, что убийцу её матери зовут Степаном. Может быть, это именно тот Степан, что её сюда привёл!
–
Степан… – задрожавшим голосом чуть слышно проговорила она, едва сдерживая слёзы, тут же добавляя: – Уж не тот ли это Степан, что…
–
Да, – перебил её Убыр, – это тот самый Степан, с которым ты сюда пришла.
Нетрудно представить, какого труда в те мгновенья Амире стоило сохранить внешнее спокойствие. Собрав воедино всю свою волю, она едва смогла взять себя в руки, чтобы унять мгновенно разбушевавшееся у неё в душе всепожирающее пламя неуёмной злости на убивших её мать упырей, вспыхнувшее на ещё не погасших углях непоправимого горя, безвыходного отчаяния, жестоко гложущей боли и ещё огромного множества подобных, не менее мучительных чувств.
Какое-то короткое время она и Убыр помолчали. Между тем, раб, которого избранница Повелителя упырей только что спасла от дальнейшего истязания последним, уже скрылся в недавно выпустившей его туда стене. Ни хозяин подземелья, ни его гостья этого, казалось, даже не заметили.
Прервал их короткое молчание Убыр. Посмотрев на Амиру и увидев, что она как будто успокоилась, он подошёл к ней вплотную.
–
Не будем о грустном. Раз уж ты согласилась мне помочь.
Он приблизился так близко, что стал слышен даже его запах.
–
Лучше давай проделаем то, о чём мы только что с тобой договорились, – проговорил он ей каким-то вдруг враз ставшим притихшим голосом.
И не увидев в глазах Амиры ничего, что сказало бы хоть о каком-то её возражении, продолжил:
–
Сейчас ты увидишь то, от чего только что пообещала меня избавить. Не пугайся, я сразу скажу, что тебе нужно с этим сделать. Хотя об этом ты и так уже знаешь.
Последнее он промолвил вполголоса, взяв кончиками своих массивных пальцев Амиру за подбородок и заглядывая ей в глаза.
–
Смотри! – выдал он спустя несколько секунд и почти в то же мгновенье схватил своей огромной пятерней, где-то на уровне груди, что-то невидимое, словно наброшенное на него прозрачной накидкой, и отшвырнул от себя в сторону, сразу после чего Амира увидела то, о чём ей только что хозяин заваленного сказочными сокровищами грота рассказывал. В грудной клетке Убыра, из страшной, сильно разбережённой раны, зловеще торчал почерневший от времени, видно, и в самом деле серебряный, кол. Ближе к телу последний, как и вокруг него одежда, был густо испачкан чем-то чёрным, наверняка кровью или ещё какими-то мокротами раненного упыря. И при этом как-то необъяснимо чувствовалось, что торчавшая в груди у последнего металлическая штуковина причинял своему невольному носителю ужасные страдания.
–
Выдерни из меня этот проклятый кол, – проговорил Убыр Амире ставшим вдруг хриплым голосом, который был и жалобным, и злым одновременно.
Съёжившись, Амира испуганно взялась за торчавший из груди Убыра металлический предмет.
–
Тяни его, – негромко прошипел глава упырей. – Ну же!
И сама не понимая, что делает, Амира начала медленно вытаскивать из грудины упыря источник его мучений. И тут, именно в эти секунды, перед глазами её вновь, уже в который раз, всплыла картина с лежавшей в их квартире на полу обескровленной мамой! Её самой дорогой, самой любимой на свете мамочкой, которой, благодаря этому проклятому выродку, стоявшему сейчас перед ней с заговорённым колом в груди, больше не было в живых. Слёзы, казалось, вот-вот должным были снова размыть в её глазах всё, что в те минуты девушку окружало, но тут у неё в голове, буквально сметая всё на своём пути, наконец, захватила власть злость. Неудержимая злость на ждущего от неё избавления от страданий мерзкого «родителя» убившей её маму нечисти, на самого упыря по имени Степан, на всех остальных кровопийц, порождённых Убыром, и даже на его мать, ибо это она наслала на русские земли такое ужасное зло. И эта злость моментально расчистила путь для уже зарождавшихся в рассудке у Амиры мыслей о том, чтобы страшному Повелителю упырей воспротивиться, которые вмиг стали там полноценными хозяевами.
