Сэм усомнился в том, что подобный призыв был бы одобрен управляющим магазина…, но был поздний дождливый вечер и управляющего магазином нигде не было. Сэм здесь оказался единственным покупателем, и продавец следил за ним без какого-либо участия или интереса, когда тот подошел к полке, где были выставлены конфеты, и стал отбирать пачки конфет Красная Лакрица «Бычий глаз». Сэм взял целую упаковку — что-то около двадцати пачек.
— Может быть тебе этого мало, парень, — спросил продавец магазина и выложил на него свое ценное приобретение. — На складе, наверное, есть еще пара коробок этой прелести. Я знаю, как в таких серьезных случаях, после приема порции травки, хочется заморить червячка.
— Этого должно хватить. Пожалуйста, пробейте чек. Я спешу.
— Да уж. Все в этом проклятом мире спешат, сломя голову, — сказал продавец. Он неуверенно стучал пальцем по клавишам кассового аппарата, задумчиво и не спеша, как это бывает у одуревших от пьянки или наркотиков.
На прилавке, рядом с электронным дисплеем, где высвечивались итоги бейсбольных матчей, лежала резиновая лента. Сэм взял ее в руки. «Вы не могли бы мне это дать?»
— О чем разговор? — считай, парень, что это мой подарок, от принца Пигли-Уигли — вам. Повелителю Лакрицы, одним дождливым вечером, однажды в понедельник.
И в тот момент, когда эта резиновая лента оказалась на запястье руки Сэма (она висела на его руке свободно, как браслет, который был ему великоват), на здание налетел такой сильный порыв ветра, что в окнах задрожали стекла. Над головой замигали лампочки освещения. «Вот-те на, парень! — сказал принц „Пигли-Уигли“, подняв глаза. — В прогнозе погоды этого не было. Просто дожди — так они говорили. — И он снова посмотрел на кассовый аппарат. — Пятнадцать сорок два».
Сэм дал ему двадцатидолларовую купюру, стараясь скрыть досаду. — Когда я был мальчишкой, это стоило куда дешевле.
— Инфляция больше всего бьет по взрослым. Ничего не поделаешь, согласился с ним продавец. Он медленно возвращался в то состояние кайфа, в котором он прибывал до прихода Сэма. — Ты на самом деле, парень, будешь рад этой покупке. Ну а я обычно беру добрые испытанные батончики «Марс».
— Любите их? — спросил Сэм и засмеялся, складывая в карман сдачу. А я их терпеть не могу. Это для кого нибудь другого, но не для меня. — И он снова засмеялся. — Можете считать это подарком от меня.
Продавец тут же заметил что-то в глазах Сэма и неожиданно резко отскочил от него в сторону, едва не сбив набор игрушечных головорезов, выставленный на продажу.
Сэм с любопытством заглянул в лицо продавцу и решил не просить у него пакет для покупок. Он собрал пачки конфет, как придется разложил их по карманам спортивной куртки, которую не снимал с себя уже целую тысячу лет и вышел из магазина. Он шел, и каждое его движение сопровождалось ритмичным шуршанием целлофана в карманах.
5
Нейоми уже села на сидении за рулем и вела машину до самой библиотеки. Когда она отъехала от стоянки автомобилей у магазина «Пигли-Уигли», Сэм вынул из сумки книги и остановил на них свой взгляд, полный сожаления и печали. «Все эти неприятности, — подумал он. — Все эти неприятности из-за просроченного сборника стихов и самоучителя по ораторскому искусству».-Хотя, конечно, причина вовсе была не в этом. Книги никогда не имели к этому никакого отношения.
Он снял с запястья резиновую ленту и обмотал ею книги. Потом вынул свой бумажник, вытащил из уменьшающейся пачки наличных денег пятидолларовую бумажку и засунул ее под эту ленту.
— А это для чего?
— Это штраф, который я должен уплатить за две эти книги и еще за одну. Его я должен был уплатить давнымдавно за «Черную Стрелу» Роберта Льюиса Стивенсона. И на этом поставлю точку.
Он положил книги на консоль между двумя (ковшеобразными) сидениями и вытащил из кармана пачку Красной Лакрицы. Он вскрыл ее, и мгновенно ему в нос ударил тот знакомый сладковатый запах, сильный, как удар наотмашь. Поразив обоняние, он сразу направился в мозг, а оттуда тяжелым грузом провалился в желудок, который тут же собрался в симпатичный крупный кулак. Очевидно, есть вещи, которые не меняются.
Тем не менее, он продолжал открывать пачки с Красной Лакрицей и складывать в кучку гибкие, будто бы из воска, длинные конфетки. Нейоми сбавила скорость, увидев красный свет светофора у следующего перекрестка, а потом остановила машину, хотя Сэм уже не мог различить ни одной машины из тех, что проезжали рядом. Дождь, подгоняемый ветром, хлестал по ее маленькому автомобилю. До библиотеки им оставалось всего четыре квартала. «Сэм, что это ты все время делаешь?»
А так как он действительно не знал, что это он делает, он сказал: «Знаешь, Нейоми, если Аделию питает страх, нам надо найти что-то другое то, что было бы полной противоположности страху. Потому что тогда это другое, — что бы это ни было, — станет для нее смертельным ядом. Так что это, по-твоему, могло бы быть?»
— Видишь ли, я почти уверена, что это не Красная Лакрица.
Он оживленно зажестикулировал: — А почему ты так уверена? Считают, что кресты убивают вампиров — тех, что высасывают кровь, но крест — это всего-навсего два металлических или деревянных бруска, перекрещивающихся под прямым углом: по отношению друг к другу. Кто знает, может быть таким же действием будет обладать головка салата, если ей придать соответствующий вид.
Загорелся зеленый огонь светофора. (Свет светофора сменился на зеленый).
— Если бы это была головка салата, заряженная энергией, — задумчиво проговорила Нейоми, продолжая вести машину.
— Верно, — сказал Сэм, поднимая вверх полдюжины длинных красных конфеток. — Мне известно только то, что я имею вот это. Может быть, это смешно и нелепо. Даже вероятно. Но мне все равно. Это — символ всего того, чего лишил меня мой Полицейский из библиотеки — любви, дружбы, чувства духовного единения. И всю свою жизнь я везде чувствовал себя чужим, ненужным, и никогда не мог понять почему. А теперь понимаю. Это еще одна ценность, которой он меня лишил. Раньше я любил эти конфеты. А теперь я едва выношу их запах. Да это ладно. С этим я разберусь. Но я должен знать, как мне все это подключить, использовать.
Сэм начал катать между ладоней эти конфеты, постепенно превращая их в липкий шарик. Сначала он думал, что самым страшным испытанием для него будет запах красной лакрицы, но он ошибался. Еще страшнее этого была ее текстура: краска от нее оставалась на пальцах и ладонях, окрашивая их в зловещий бордовый цвет. И тем не менее он продолжал начатое, останавливаясь только примерно через каждые тридцать секунд для того, чтобы к этой липкой размягченной массе добавить очередную конфету.
