ТЕНЬ
Сумерки заставляли воздух вибрировать, таили в себе настоящую магию. Они казались плотными, укутывали уютным пледом сверху донизу, топили в себе, погружая в теплые мягкие воды безвременья. И не было этому конца – застывшее очарование, картина, в которой ожили запечатленные персонажи.
Странное ощущение. Кажется, столько времени прошло, а ничего не изменилось – тот же строевой лес, та же змеящаяся дорога, те же сумерки. Бобби Винтон вяло и безостановочно тянул «Синий Бархат», но это не раздражало – всего лишь часть общей картины.
…Синей, чем бархат была ночь, и мягче атласа был свет, исходящий от звезд…
Эти слова, будто чары, дарили весьма странные ощущения, заставляя плавать в какой-то густой желеобразной субстанции, отдаваться без остатка забвению, отгородясь от всего окружающего. Поэтому когда на дороге показался белоснежный коттедж с горящими окнами, никто даже не понял этого или не поверил глазам. Брендону пришлось сдавать назад, поскольку он просто проехал мимо.
А домик был просто великолепен – утопающий в нежных розах, которые росли здесь повсюду, увивая плетистыми стеблями опоры и расползаясь лапами по белоснежным глянцевым от лака доскам. Он походил на дом волшебницы из Снежной Королевы, которая пыталась удочерить Герду против воли. Говорят, чем ближе к ночи, тем сильней и удивительней становится аромат цветов. Розы благоухали так, что кружилась голова – насыщенно, томно, одурманивающе.
Брендон выступил одной ногой из машины, словно не веря в то, что видит. Ева с Агнес тоже не спешили покидать салон, испытывая странную настороженность, но в отличие от них Брендон пребывал в полном восторге и, наконец, хлопнув дверью своего БМВ, направился к коттеджу преисполненный радужных надежд, словно мальчишка.
Есть дома полные призраков, и ты знаешь об этом, едва взглянув, потому что они пугают тебя до чертиков…. Трещат по ночам половицами, рассказывают истории, от которых стынет кровь. Черные дома…. А есть похожие на этот умиротворяющие и тихие, привлекательные и манящие, но порой то, что скрывается внутри – настоящая тьма. Ведь дьявол никогда не одевается дьяволом, чтобы получить желаемое. И Агнес чувствовала это… что с этим домом что-то не так, и что не надо туда входить, но Брендон уже вовсю тянул на себя двери.
Ева отлично поняла бы чувства Агнес, поделись та ими, но в отличие от последней это лишь разжигало любопытство и страсть. То, что жило внутри этого дома, манило Еву, тащило словно за поводок, и она уже почти перестала сопротивляться, перестала мучать себя постоянным противоборством неоднозначных чувств, желаний и мыслей. В конце концов, жизнь, выстроенная на постоянном сопротивлении, чего-то да стоит, а сейчас после нее можно и расслабиться, следуя зову души.
Ева опустила Джека на землю. Последнее время он сильно ее раздражал, исполняя роль стража потаенных мыслей. Пес сильно нервничал, словно чувствуя перемены в голове хозяйки. То смотрел на нее душераздирающе, то ластился, то, наоборот, осторожно затихал, сжимаясь до уменьшенной копии. Он нервничал, а Ева злилась. Ей даже хотелось его ударить, сжать израненную морду и ломать…. А потом в последний момент она останавливала себя, вспоминая, что это ее любимый пес, единственный друг – всё, чем она когда-либо владела – и испытывала раздирающие уколы совести и стыда. Лучше уж пусть будет на земле, а то мало ли…. Она не хотела рисковать.
Джек, казалось, был озадачен, хотя смятение не затянулось надолго. Собачья любовь удивительная вещь, самоотверженная, как и в принципе любовь всех зверей, только вот чтобы ее заслужить, нужно совершить настоящий поступок, а с собаками всё проще. Они рождены любить, служить, развлекать…. Их приручили, сделали таковыми. Люди. А когда собак развелось слишком много, их стали травить, да так, что любой ставший случайным свидетелем агонии, раз и навсегда превращается в лютого мизантропа. Такова ли участь всех преданных и любящих или повезло лишь собакам? Вряд ли. И как бы Джек не любил свою хозяйку, как бы предан ей ни был, он чувствовал, что сейчас разумнее сохранять некоторое расстояние, чтобы не раздражать. Он знал, что физической боли не почувствует, но всё-таки больно она ему сделать сумеет….
Последней БМВ покинула Агнес, буквально силком себя вытащила. Впервые с тех пор, как попала в Лимб, она испытывала острое желание достать пинцет и вырвать пару волос, но только вот пинцет остался на другой стороне, зато пальцы на месте. Она выделила первый попавшийся волосок у линии лба и дернула, зная, что совсем скоро будет делать это, не переставая. Со стороны Агнес выглядела весьма болезненно. Зачем люди делают подобные вещи? Потому что хотят быть идеальными? Потому что кто-то жестокий и ущербный из прошлого внушил, что это далеко не так и поэтому вам не по пути? Очень странно, что Агнес задумалась об этом именно сейчас. Может, просто пришло время? То, что пугало ее внутри этого дома, отступило, а сознание заняли картинки из прошлого.
Что вообще такое идеал? Бездушная статуя? Не иначе. Был когда-то в ее жизни мальчик…. Еще в школе. Первая любовь. Боже, Агнес не вспоминала о нем последние лет десять точно. Почему вдруг сейчас, выдергивая этот триклятый волос? А затем следующий, и еще…. А может, это лишь ответ на подсознательный вопрос? Ведь всё здесь работает быстро. Именно этот мальчик заставил Агнес считать себя неидеальной, неправильной, ущербной, словно заразив своей болезнью. Но это воспоминание она быстренько подавила, и не потому что это причинило какие-то болезненные чувства – нет, это же всё было так ужасно давно – а потому что вопиюще не к месту. Хотя следующий в логической цепи вопрос всё же подмигнул ей издалека, когда Агнес уже входила во владения белого коттеджа, утопающего в розах. Подмигнул, словно раздражающий до одури старик, который, как ни крути, всегда оказывается прав, заставляя почувствовать себя неразумной, не доросшей до великого знания. А прошлое вообще когда-нибудь отпускает? Столько ведь умных советов выдают психоаналитики каждый час. Сколько сил и энергии они тратят, выкорчевывая из нутра своих пациентов старые обиды, детские травмы, и некоторые из них слишком ужасны, чтобы не отхватить себе львиный кусок личности на прощание. А сколько ухищрений они используют для этого, различных психологических инструментов! После наступает период лечения и самопреодоления, и количество методов для этого неисчислимо, но победа никогда не бывает однозначной, потому что раны прошлого, которые мы так упоенно расковыриваем, никогда не исчезают совсем. Они могут лишь затянуться, но шрамы никуда не деваются. Прошлое – оно как герпес, по сути, не лечится. Начнешь бороться с одним, и тебя тут же атакует следующий. Целью должно являться не уничтожение вируса, а взятие его под контроль организма.
