— А! — протянул Джеймисон. — Кажется, я все понимаю. Этот ребенок — Джефф.
— Вы угадали. Тот самый кретин, которого усыновили Фостеры и который все еще бродит по деревне. Умственно отсталый парень лет пятнадцати — правда, на вид ему можно дать лет восемнадцать, да и силы у него побольше, чем у ровесников… и не кто иной, как незаконный ребенок Джорджа Уайта и сводный брат Энн. А поскольку я отношусь к Джилли с большой симпатией, я нахожу это… это существо абсолютно омерзительным.
— Не говоря уже о том, что он опасен, — добавил Джеймисон.
— Что-что вы сказали? — переспросил Джон. На его лице читался испуг.
— Я тут на днях сидел на веранде, — произнес доктор. — И увидел вас вместе… с этим парнем. Как я понял, вы с ним… из-за чего-то не поладили.
— Вы верно все поняли, — ответил Тремейн. — Он неожиданно вырос передо мной, словно из-под земли. А ведь одному богу известно, что творится в его уродливой голове. Напугал до полусмерти — выскочил из-за дюны, разевая рот, как рыба на песке. Да, чертова рыбина, вот кого он мне напоминает! Брр! Противно даже подумать. А вы думаете, зачем он понадобился Фостеру? Затем, что Фостер его использует.
— Как? Использует? — Казалось, доктор пришел в неописуемый ужас. — Что вы имеете в виду? Физическое надругательство?
— Да что вы, ничего подобного! — Тремейн даже всплеснул руками. — Нет-нет. Но вы видели, как плавает этот идиот? Боже милостивый, будь у него чуть побольше мозгов, и из него вышел бы олимпийский чемпион! Не верите? Да он в воде даст фору любому дельфину. Вот как Фостер его использует.
— Боюсь, что все-таки не до конца вас понимаю, — признался Джеймисон. На лице его читалось замешательство. — Вы хотите сказать, Фостер использует этого парня для ловли рыбы?
— Именно! — кивнул его собеседник. — И не будь погода в последние дни такой ужасной, вы этого идиота на пляже не увидели бы. Потому что он сидел бы с Томом Фостером в его лодке. Парень в любую погоду ныряет в океан и гонит рыбу к этому дегенерату, который сейчас за ним присматривает.
Джеймисон громко расхохотался. Затем смех его резко оборвался, и он спросил:
— Но… неужели вы и впрямь в это верите? Что человек может, как пастух, подгонять рыбу? Ведь это просто невероятно!
— Вы так считаете? — спросил его Тремейн. — То есть вы не верите мне на слово… Хорошо, в следующий раз, как будете в деревне, загляните в тамошнюю забегаловку. Поговорите с рыбаками. Поинтересуйтесь, почему у Фостера всегда самые лучшие уловы.
— И все же загонять рыбу в сети… — продолжал упорствовать доктор, но Тремейн его перебил:
— Этого я не говорил. Я сказал, что он ее гонит. Есть в нем нечто такое, что привлекает к нему рыб. — Он кисло улыбнулся: — Понимаю звучит это невероятно, просто чушь какая-то, однако…
Тремейн надул губы, пожал плечами и умолк.
— Хорошо, — отозвался Джеймисон. — Где-то правда, а где-то слухи. Но лично мне все еще многое неясно. Что это, например, за ужасная болезнь, которой заразился Джордж Уайт? И что вы понимаете под словом «ужасная». Все венерические заболевания по-своему ужасны. Хороших среди них нет.
— Пожалуй, вы правы, — согласился Тремейн. — Но только не эта. Есть просто дурные болезни, а что касается тон, о которой говорю я, то она была омерзительной. И он передал её этому своему дегенерату-отпрыску.
— Что вы сказали?
— Джефф сейчас — точная копия Джорджа Уайта незадолго до…
— Незадолго до того, как умер.
— Нет, — хмуро покачал головой его собеседник. — Все не так просто. Он не просто умер — наложил на себя руки.
— А, теперь понятно, — отозвался доктор. — Значит, это было самоубийство.
Тремейн кивнул.
— Я знаю, нехорошо так говорить, однако для такого человека, как он — с его сексуальными аппетитами, — лучше именно так. Имея такое заболевание… да он, можно сказать, был ходячей бомбой!
— Боже мой! — воскликнул Джеймисон. — Ему что, так никто и не поставил диагноз? Неужели у этой болезни нет названия? Кто его лечил?
— Джордж не обращался к врачу. И чем больше Джилли настаивала, тем больше он замыкался в себе. Лишь она одна может вам рассказать, что означало жить бок о бок с таким человеком, как Джордж, в его последние недели. Но бедняжка терпела это пятнадцать лет — и каково же ей было наблюдать за напастью, пожиравшей его день ото дня… Боже, откуда только в этой женщине столько сил!
— Кошмар, сущий кошмар! — воскликнул Джеймисон и неожиданно нахмурился. — И тем не менее Джилли и её ребенок… судя по всему, им болезнь не передалась!
— Нет, и за это мы должны быть благодарны Всевышнему, — произнес Тремейн. — Смею только предположить, что Джилли знала о его болезни и поэтому она — или они — прекратили… ну, вы меня понимаете.
— Разумеется, — кивнул доктор. — Мне известно, что они оставались мужем и женой лишь на бумаге. Однако если Энн и Джефф родились с интервалом всего в несколько месяцев, а этот ваш Джефф был дефективным с самого рождения, то Энн воистину счастливица.
— Это точно, — поддакнул Тремейн. — Стоит ли удивляться, что у ее матери теперь никуда не годятся нервы? Мы с женой знакомы с Уайтами гораздо дольше, чем вы, Джеймс, и я уверяю вас, что ни разу не встречал женщины, которая так тряслась над ребенком, как Джилли.
— Тряслась?
В эту минуту в комнату вернулась Дорин.
— Ну да. Стоит дочери чихнуть или кашлянуть, или прыщик вдруг у девочки вылезет, как мать начинает вокруг нее суетиться, словно это смертельное заболевание. Кожа у Энн прекрасная, но если летом вы увидите их вдвоем на пляже и если вдруг у девочки выступит на коже раздражение от солнца и песка — посмотрите на реакцию Джилли!
— Удивительно, что мать вообще ее выпускает из дома, — согласился с женой Тремейн.
Затем заговорили о чем-то еще, и беседа продолжалась еще примерно минут тридцать-сорок, после чего Джеймисон посмотрел на часы.
— Кажется, мне пора, — сказал он. — По телевизору сегодня несколько интересных передач, не хотелось бы пропустить. — Он повернулся к Дорин: — Прежде чем распрощаться, не покажете ли вы мне брошь? Пока мы разговаривали, вы занимались делами на кухне, а я не осмелился открыть коробку в ваше отсутствие.
— Разумеется! — ответила Дорин. — Как тактично с вашей стороны!
С этими словами она открыла небольшую, подбитую бархатом шкатулку и передала ее через стол гостю. Брошь была пришпилена к подушечке на дне. Доктор не стал ее оттуда вынимать, а лишь повертел коробочку в руке, рассматривая брошь под разными углами.
— Вы совершенно правы, — произнес он спустя пару секунд. — Это, несомненно, красивая вещь, однако не все с ней ладно… Я не впервые вижу золото подобной работы. Но, видите ли… — здесь он сделал паузу, по всей видимости, подбирая слова.
