А что, если?…
А что, если Майкл Карри… вернулся на юг, туда, где родился? Скорее всего, именно так он и поступил: уехал в Новый Орлеан… А это единственное место во всем мире, куда Роуан Мэйфейр путь заказан.
Открывая дверь своего кабинета, она услышала телефонный звонок.
– Доктор Мэйфейр?
– Слушаю вас, доктор Моррис.
– Я давно пытаюсь связаться с вами – по поводу Майкла Карри.
– Знаю. Я прослушала ваше сообщение и собиралась вам звонить.
– Он хочет с вами поговорить.
– Значит, Майкл по-прежнему в Сан-Франциско?
– Скрывается в своем доме на Либерти-стрит.
– Об этом сообщали в новостях.
– Откровенно говоря, он настаивает на личной встрече именно с вами. У него появилась идея…
– Какая?
– Только не подумайте, что безумие заразительно, – я всего лишь передаю его просьбу. Скажите, есть ли у вас хоть какая-то возможность встретиться с Майклом на вашей яхте? Если я не ошибаюсь, в ту ночь вы подняли его на борт своей яхты?
– Я с удовольствием приглашу его туда.
– Простите, что вы сказали?
– Я буду рада увидеться с ним. И если он хочет попасть на яхту, он туда попадет.
– Это чрезвычайно любезно с вашей стороны, доктор. Но прежде я должен кое-что объяснить. Понимаю, это звучит как совершеннейший бред, но Майкл хочет снять печатки и потрогать руками доски палубы, на которых он лежал, когда вы приводили его в чувство.
– Он получит такую возможность. Странно, что мне самой не пришло это в голову.
– Правда? Боже, вы даже не представляете, какой груз сняли с моей души. Позвольте вам сказать со всей откровенностью, доктор Мэйфейр, Майк – замечательный парень.
– Знаю.
– Он действительно страдает. Эту идею он обрушил на мою голову на прошлой неделе. Представляете, целый месяц от него ни единого слова! И вдруг звонит! Правда, пьян Майк был изрядно, и, откровенно говоря, я не думал, что он вспомнит об этом.
– Это великолепная идея, доктор Моррис. Вы говорили, что его руки действительно обладают уникальными свойствами?
– Совершенно верно, говорил. И могу повторить еще раз. Честное слово, доктор Мэйфейр, вы редкостная женщина. Но вы представляете, во что я вас впутываю? Ведь я просил Майкла, чуть ли не умолял вернуться в больницу. А вчера, уже под ночь, он звонит и требует, чтобы я сию же минуту разыскал вас. Ему, видите ли, непременно нужно пощупать доски палубы, иначе он свихнется. Я, конечно, посоветовал ему для начала протрезветь, но пообещал сделать со своей стороны все возможное. А минут двадцать назад он опять позвонил и говорит: «Не стану врать – пива я сегодня выпил изрядно, но ни к водке, ни к виски даже не притронулся. А потому я, можно сказать, трезв – насколько вообще могу быть трезвым».
Роуан негромко засмеялась:
– Да-а, мне остается только оплакать его мозговые клетки.
– Полностью с вами согласен. Но поймите, парень в полнейшем отчаянии. Прошло столько времени, а ему ничуть не лучше. Я бы не стал просить вас, но он действительно один из самых приятных…
– Я выезжаю немедленно. Вы можете связаться с ним и сообщить, что я уже в пути?
– Ушам своим не верю, доктор Мэйфейр. Как мне вас благодарить?
– Благодарности излишни. Мне нужно с ним встретиться.
– Доктор, прошу вас, заключите с Майком сделку: в обмен на разрешение поиграть в экстрасенса на палубе вашей яхты он должен отказаться от спиртного и вернуться сюда.
– Позвоните ему не откладывая, доктор Моррис. Не позднее чем через час я буду у его дома.
Роуан повесила трубку и на мгновение замерла, глядя на аппарат. Потом сняла бейдж со своим именем, сбросила запачканный белый халат и медленно вытащила заколки из волос.
Итак, по прошествии многих лет они снова попытались упрятать Дейрдре Мэйфейр в лечебницу. Что ж, теперь, когда мисс Нэнси умерла, а мисс Карл слабеет с каждым днем, иного выхода не было. По крайней мере, так об этом говорили. Тринадцатого августа санитары приехали за Дейрдре, но она вдруг впала в такое буйство, что ее оставили в покое. Однако ее состояние ухудшалось, причем столь быстро, что это явно бросалось в глаза.
Когда Джерри Лониган рассказал обо всем своей жене Рите, та заплакала.
Тринадцать лет прошло с тех пор, как Дейрдре вернулась из лечебницы домой, превратившись в лишенную рассудка развалину, не способную даже назвать свое имя. Но Рита как будто не замечала столь страшных перемен – она не могла забыть прежнюю Дейрдре.
Обеим было по шестнадцать, когда их отправили в закрытую школу при монастыре Святой Розы де Лима. Старое и мрачное кирпичное здание стояло на окраине Французского квартала. Рита попала сюда за «скверное поведение»: ее застукали на речном теплоходе «Президент», где вместе с парнями они пили и развлекались на полную катушку. Отец заявил, что в школе Святой Розы ей вправят мозги. Там в девять вечера все девочки уже в своих кроватях, а спят они в одной спальне, на последнем, мансардном, этаже. Перспектива оказаться в такой тюрьме привела Риту в ужас, и она ревела навзрыд.
Дейрдре к тому времени успела прожить в школе достаточно долго и словно не обращала внимания на царившую в ее стенах угрюмую и суровую атмосферу. Но стоило Рите заплакать, она молча брала ее за руку и терпеливо выслушивала все жалобы подруги.
Из развлечений здесь был старенький телевизор с круглым шестидюймовым экраном (скажи кому теперь – не поверят), и девочки вместе смотрели «Отцу лучше знать». На полу возле окна стоял такой же древний хрипящий приемник. К проигрывателю было не подступиться: им безраздельно владели ученицы латиноамериканского происхождения, которые целыми днями крутили свою мерзкую «Кукарачу» и без устали плясали под нее.
– Не злись на них, – сказала Рите Дейрдре.
Под вечер они отправлялись на игровую площадку и проводили время на качелях под ореховыми деревьями. Конечно, не ахти какое развлечение для шестнадцатилетней девушки, но Рите оно нравилось, потому что рядом была Дейрдре.
В такие минуты Дейрдре часто пела старинные ирландские и шотландские баллады – именно так она их называла. Все песни почему-то были очень печальными, и при звуках высокого, чистого и нежного голоса – настоящего сопрано – по спине Риты пробегал холодок. Дейрдре любила оставаться во дворе до самого заката, когда небо окрашивалось в «чистый сиреневый цвет», а в листве звенели цикады. Это время Дейрдре называла сумерками.
Рита встречала подобное слово в книгах, но никогда не слышала, чтобы кто-нибудь его произносил. Сумерки…
Дейрдре брала Риту за руку, и они бродили вдоль кирпичной стены, под деревьями, на которых зрели орехи пекан. Девочкам то и дело приходилось буквально нырять под низко растущие ветви, а в некоторых местах завеса листвы была столь густой, что полностью скрывала подруг от любопытных глаз. Кому-то эти воспоминания, возможно, покажутся бредом сумасшедшего, но для Риты то было странное и прекрасное время… Она стояла вместе с Дейрдре в полумраке, деревья качались на легком ветру, и с них дождем сыпались маленькие листочки…
