— Мне все равно не пережить эту ночь, — на губах запеклась собственная кровь, что не мешало улыбаться. — Но я хочу до последнего быть с тобой, создатель.
Оставался последний самый безумный шанс убить его, отомстить за тех, кто был мне дорог! И я им воспользовалась. Оттолкнувшись здоровой ногой от балки, я прыгнула на Хаба. Повисла на нем, словно кошка, и вгрызлась в жилистую шею. Я старалась как можно сильнее обнять создателя, чтобы он не сделал со мной то, что с Лудинеем, не проткнул когтями насквозь, точно тряпичную куклу.
По горлу, опаляя незримой силой, заструился поток тягучей крови. Хаб старше. То, что я делаю, убьёт нас обоих. Зато он, тот, кого я ненавижу больше всех под звездами, перестанет существовать.
Создатель прочувствовал мою решимость. Он постарался оторвать меня, но я плотнее вгрызлась в угольно-черную плоть. Хаб заметался по залу. Спрыгнул с потолка. Упав, прокатился со мной по полу.
Ха! Нет уж. Не отпущу! Попутно я вонзила острые ногти в спину вампиру, чтоб уж точно не свалиться.
А по телу уже начинала разливаться гаденькая дрожь. Ее порождала сила крови, что я выпивала из создателя. Главное, не уступить, не поддаться. Пить, сколько смогу.
Как магический голем, я сосредоточилась на единственном занятии, не замечая ничего вокруг.
Глоток.
Клыки все глубже погружались в шею, рвали ее на части.
Еще один.
Ногти царапали вампирью спину.
Снова глоток.
Боль и дрожь уходили на второй план, вытесняемые целью: убить!
Я вдруг поняла, что мои глотки все меньше. Хаб еле бьется. А кровь его жжется неистовой силой.
Как из глубины безымянной пропасти долетел голос:
— Вея! Веомага! Хватит! Он мертв! Вея!
Не без труда я разжала челюсти.
Мы лежали на полу. Создатель, уже принявший облик человека, и я, с усилием втягивающая отросшие ногти.
Тело Хаба ссохлось, кожа обтянула кости. Глаза ввалились. То, что представляла его шея, заставило меня поморщиться и подавить рвотный позыв.
— Ты… Выпила… Его — Ноан никуда не ушел. Он так и не выпустил ребенка, а сейчас подошел ко мне с огромными от удивления и ужаса глазами.
Не поддаваясь огню, что плавил меня изнутри, я подползла к создателю и со всей силы ударила его в грудь. Мне удалось пробить ставшие мягкими кости. Несмотря на противные ощущения, я вцепилась в мертвое сердце и с силой дернула на себя. Посмотрела на темно-синий, почти черный, комок, переставший биться многие столетия назад, и сжала пальцы. Я никогда не убивала вампиров таким способом. Оказывается, сердце осыпается пеплом.
Не успела я отряхнуть руку, как меня скрутили жгуты боли. Кровь создателя для меня стала ядом.
— Ноан! — прошептала я. — Уходи.
— Вея! — он запаниковал. — Постарайся выплюнуть эту гадость.
— Поздно, — какое там «выплюнуть». Еще пара минут, и я сама стану пеплом, сгорю изнутри от чужой необузданной силы.
— Пусти меня, — раздался слабый девичий голос. Мы забыли об эльфийке.
У меня не осталось сил удивляться. У Ноана тоже. Он бережно положил девочку рядом со мной.
Я хотела спросить, что он делает, но не смогла выдавить ни звука. Челюсти свело, а тело забилось крупной дрожью.
Мою перепачканную руку взяла в свои ладоши эльфийка. Она сказала на ротаньи:
— Не бойся. Сегодня не твое время.
И она запела. Я не знала языка, на котором выводила красивые слова эльфийка. Мотив успокаивал, остужал, усмирял ту силу, что бушевала в моих венах и артериях. Боль потихоньку отступала. Дрожь перестала быть такой сильной. Сознание погружалось в сон. И там, во сне, я была дома. Но не в Ледвее, а в вампирьем гнезде. Раньше я никогда такого не видела, но оно казалось мне знакомым и таким родным. Я знала, что меня там ждут…
Это потом я пойму, что гнездо мое собственное. В нем будет жить клан, который я создам через сто лет, и которой погибнет ещё через двести. А язык, на котором пела Иссандра — отанья[25] — древнее знание эльфов, речь, которою владеют жрецы Духа.
Тогда я не знала об этом и наслаждалась видением.
В чувства меня привел Ноан. Он безжалостно тряс мои плечи, хлестал щеки.
— Уймись, младший! — в представлении слова звучали гораздо понятнее, чем на деле. Но брат понял. Он перестал меня трясти, и сгреб в охапку.
— Вея! Я уж думал, все! Один остался!
— Стой, — отстранить его удалось не сразу. Ноан действительно разволновался. — Почему я…?
Я существую. Не стала пеплом, не рассыпалась прахом, не развеялась песком. Как? Сила старого вампира должна испепелить меня, сжечь изнутри! Или я сплю? Это какое-то видение?
Взгляд упал на девочку-эльфийку. Иссандра лежала рядышком, закрыв невидящие глаза. Я только сейчас заметила, что она по-прежнему сжимает мою правую руку.
Беликий!
Так это ты, маленькая эльфийка, забрала мою боль?
Я прислушалась к себе. Слабость. Но жара нет, и дрожь почти утихла. Даже раздробленная нога срослась. Не знаю как, но у Иссандры получилось нейтрализовать яд. Уж не песней ли?
— Зачем, эльфийка? — спросила я, осторожно высвобождая руку из холодеющих пальцев. — Если ты колдунья, то могла спасти себя. Но потратила силы на меня. Что ты такого увидела?..
— Вея, — в который раз позвал Ноан, аккуратно стиснув мое плечо. — Клан мертв. Что нам делать?
Я не услышала. Как во сне, коснулась шелковистых волос, заправив пряди за острое ушко. Почему дитя западных островов пожертвовала собой ради вампирши? Почему?
Когда Ноан окликнул меня в очередной раз, я тряхнула головой, отгоняя вопросы, на которых ответы мне не найти.
— Утром встанет солнце. Надо убрать тела из замка, — мне хотелось загрузить разум и руки работой. То, что окружало меня — поле не битвы, а бойни — сводило судорогой и доводило до нервной дрожи. Надо занять себя. Не думать.
— Все тела? — в голосе брата резанула горечь. Мне тоже тяжело. Но мы сами виноваты.
— Все, — я глянула на изуродованных Миаша и Тарину.
За два часа мы справились с этим делом. Правда, я долго стояла над Лудинеем. Отчего-то взять его за руки, да вытащить к воротам замка у меня не хватало сил. Я стояла и почему-то глотала слезы. А они, проклятые, резали глаза и катились по щекам, падали на белое лицо ледвейца, чертили грязные дорожки на его скулах…
Лишь раз моя душа потянулась к другой душе. И вот, чем все закончилось.
Лудиней…
— Не надо, — дрогнувшим голосом я остановила Ноана, потянувшегося к Лую. — Я сама.
Перетащить его к другим вампирам я не смогла. Рука не поднялась. Он все свое постсмертие был один. Вне клана. И умер изгоем. Как же я могла оставить его среди тех, кого он ненавидел?
