Лишь раз моя душа потянулась к другой душе. И вот, чем все закончилось.
Лудиней…
— Не надо, — дрогнувшим голосом я остановила Ноана, потянувшегося к Лую. — Я сама.
Перетащить его к другим вампирам я не смогла. Рука не поднялась. Он все свое постсмертие был один. Вне клана. И умер изгоем. Как же я могла оставить его среди тех, кого он ненавидел?
У самого потолка было окно. Утреннее солнце как раз заглядывало в него. Я уложила Лудинея туда, куда должны упасть золотые лучи.
Лишь один раз я позволила себе проявить чувства. Они просто не могли уместиться в моей груди! Скребли острыми когтями по ребрам. Лились жгучими слезами по щекам.
— Прощай, — прошептала я и коснулась бледных губ своими губами. Сложила его руки так, чтобы закрывали уродливую рану на груди. — Да примет твою душу бездонное небо, да заплетет твое тело пушистый ковер трав.
Слова ледвейского прощания звучали слишком горько, но я произнесла их до конца.
Мы, ледвейцы, верили, что душа — птица. Однажды она оставит тело и устремится в свое небесное гнездо, чтобы оттуда, сверху, помогать тем, кто ей дорог.
Надеюсь, и у тебя, Лудиней, были те, кого ты не хотел покидать. А, чувства, что сжимали мое горло, не навеяны тобой, и родились в моем сердце. Надеюсь…
Ноан догадался. Не стал меня тревожить или торопить. Мне немного надо.
Поцеловав Луя в лоб, я закрыла глаза. Смахнула с ресниц предательские слезинки. Развернулась и, не оглядываясь, пошла прочь из зала.
Эльфийскую девочку мы тоже вытащили. Ноан выкопал могилу, и мы предали девичье тельце земле.
— Что теперь, Вея? — ссутулившись, брат посмотрел на гаснущие звезды.
— Мы свободны, Ноан, — радости в моих словах не больше, чем в осанке поникшего брата. — Перед нами мир, другие кланы, будущее. Мы свободны.
— Свободны, — эхом отозвался Ноан, глубоко вдохнув тяжелый от запаха крови воздух.
Глава 17 ПОЦЕЛУЙ НЕКРОМАНТА
— Свободны, — на крыльях памяти прилетел образ унылого Ноана, глядящего на рассветное небо.
— Вея? — Ярун услышал мой шепот и не преминул подойти поближе. — Ты чего? Что это?
Я по-прежнему вертела в руках детский эльфийский череп, который достала из мусора в яме. Как не отгораживайся от прошлого, оно все равно тебя найдет.
— Это череп? — Эгун оказался рядом до того, как Ярун закончил вопрос.
Вздохнув, вручила находку птенцу. Тот вытаращил глаза, но череп принял.
Надо же, все те же стены, тот же пол, яма, трон… Полуразрушенное окно, через которое днем льется свет. А там… Я глянула на пол, где более пяти столетий назад попрощалась с Лудинеем. Глаза непривычно защипало. Странно. А ведь старые вампиры плакать не умеют.
Выдохнув, я встряхнулась, сбрасывая с себя груз тяжелых воспоминаний. Прошлому — прошлое. Настоящему — настоящее.
— Мы похоронили эту девочку за пределами замка, — я сочла нужным разъяснять свой интерес к черепу.
— Э-э, — протянул Эгун, пытаясь отойти от Яруна. Последний так и норовил сунуть череп вампиру. — Тогда почему он тут?
— Сам пришел, — буркнул Ярун, наконец-таки всучив находку ридайцу. — Кто-то разграбил могилу.
— Нечего грабить, — отмахнулась я, подойдя к одной мне известному месту. Не в силах пройти мимо, я присела там, где когда-то оставила тело ледвейского вампира.
Как же так?! Я учила своих птенцов, что вампирам любовь неведома, что у нас нет души, и любить мы не можем. Так как же объяснить мои чувства? Неужели чары Лудинея до сих пор не развеялись?
Пока ещё сама не зная что, я начала искать. Здоровой рукой я заскользила по полу, пытаясь в куче мусора и грязи найти нечто. Сквозь растрескавшийся камень за многие столетья пробились травы. То тут, то там показывал свои остренькие листья клевер.
Внутри что-то оборвалось. Пальцы дрогнули.
Там, где в землю въелся прах вампира, ничто живое не взрастет в течение тысячелетий! Нет. Быть не может! Здесь, да и в округе, высится лес, растут травы и цветут цветы! Что это значит?
— Не понимаю, — пробормотала я, встав.
Пройдясь от стены к стене, я ощупала мягкий мох, зелеными пятнами укрывший кое-где камни.
— Здесь не должно ничего расти.
— Магия? — предположил Ярун, с неприкрытым интересом наблюдая за моими передвижениями.
— Возможно, — согласилась я, снова склонившись над ростками клевера. — Эльфийская магия. Иссандра пела песню не только для меня?
— Кто? — птенец прищурился, пытаясь вспомнить имя.
— Она, — я кивнула на череп в руках Эгуна. — Кстати, — уже ридайцу, — положи его, наконец. Лишние сувениры нам не нужны. Да и не стоит гневить умерших.
Эгуна передернуло. Я подумала, он выкинет череп, но, нет, сдержался, и осторожно опустил его на пол.
— Пошли. Нам вниз, — я поманила спутников за собой к неприметному ходу.
— И что там, внизу? — с опаской осведомился ридаец.
— Там, — я загадочно улыбнулась, — самое интересное!
Пришлось вкратце рассказать, что случилось в вампирьем замке пятьсот лет назад. Я опустила бóльшую часть подробностей. Но упомянула о том, что я убила собственного создателя. Поведала и об эльфийской песне.
— Получается, тебе не впервой с эльфами сотрудничать? — Ярун поскреб подбородок, намекая на Лледоса.
— То не было сотрудничеством, — я покачала головой. — Отец Иссандры перед смертью просил о помощи. Ледвейские обычаи требуют выполнения последней просьбы не важно, человека, эльфа или даже вампира.
— Теперь ясно, — пробормотал Эгун. — И ты решила спасти эльфийку.
— Не только я.
— И сколько вас таких набралось?
— Чуть больше десятка, — я грустно улыбнулась, радуясь, что Эгун идет позади, и не видит проявления моих чувств.
— Десятка? — переспросил Ярун таким тоном, будто я ему небылицу рассказала. — Десяток против всего клана?!
— Клан Хаба был небольшим. Около сорока вампиров и два десятка фострэ. Хотя тогда я думала, что мы погибнем. Многие птенцы Хаба были старше нас вдвое. Но… Как видите, если все правильно рассчитать, заручиться поддержкой сильного союзника, возможно многое.
Под союзником я подразумевала Лудинея, но ни Эгун, ни Ярун о нем не знали. Поэтому вампиры решили, что я говорила об эльфийке.
— Неужели она пожертвовала собой ради тебя? — все еще не верил Ярун.
— Выходит, что так, — я пожала плечами. — Нет смысла гадать о мотивах Иссандры. Я благодарна ей, вот и все.
Мы прошли по длинному коридору, затянутому пылью и паутиной. Спустились по выщербленным ступеням. Дальше дорогу закрывала массивная дверь.
— Тупик? — Эгун с сомнением оглядел преграду.
