Шаги в коридоре замерли перед дверью комнаты.
“Пора. Пора”.
— Знаешь, я не помню, как тебя…
Питер увернулся от объятия Робинсона и попытался оттолкнуть его, но пальцы встретили лишь воздух. Тут же фигура Робинсона распалась на бесформенные пятна света.
— Иди ко мне, Питер, — позвал голос из-за двери. — Мы ждем тебя, — голос в его мозгу повторил “пора”.
Питер услышал, как открывается дверь. Он вскочил на кровать и изо всех сил ударил ногой по оконной раме. Окно вылетело. Холодный воздух отрезвил его, хотя голос в голове продолжал настаивать: “Не глупи, останься, ты же не можешь бросить Джима!” Джим.
Он прыгнул вниз, на крышу гаража, слыша, как кто-то метнулся вслед за ним. Но он уже соскочил в снег и побежал, успев заметить лишь, что в доме зажегся свет — свет в холле и на лестнице, призрачно освещавший его путь и все еще кричавший ему вслед: “Представь, как хорошо лежать в этом снегу со скрещенными на груди руками, как хорошо спать на этом прохладном льду…” Он бежал до самого дома.
— Льюис, ты уже пьян, — сказал Сирс. — Не забывайся — Сирс, не так-то легко забыться, думая о таких вещах.
— Все равно, хватит пить.
— Сирс, мне кажется, что мы ничего не сможем сделать.
Ты предлагаешь перестать встречаться? — спросил Рики. — Неужели мы три мушкетера?
— Мы те, кто остался. Плюс Дон, конечно.
— Ох, Рики, — улыбнулся Льюис. — Хорошо, что ты такой верный друг.
— Нам всем сейчас нужно быть верными. Ну, мне пора. Ты правда хочешь встречаться и дальше?
Льюис поставил бокал и встал.
— Не знаю. Наверное, да. Иначе я не смогу дважды в месяц курить сигары Сирса. К тому же у нас теперь новый член… — видя, что Сирс готов взорваться, Льюис взглянул на него с невинным видом. — И потом не встречаться будет еще страшнее. Может быть, я верю в то, что сказал Рики. У меня самого с октября случались кое-какие странные события.
— И у меня, — сказал Сирс.
— И у меня, — подхватил Рики. — О том и речь.
— Поэтому мы действительно должны держаться вместе. Вы поумнее меня, и этот парень, похоже, тоже, но у меня хватает ума понять, что не время расходиться. Иногда я в своей дыре так пугаюсь, что начинаю понимать, что случилось с Джоном.
— А в оборотней вы верите? — спросил Рики.
— Нет, — ответил Сирс.
Льюис тоже покачал головой.
— Я тоже, — сказал Дон. — Но пока… — он помедлил, глядя на стариков, ждущих его ответа. — Пока у меня нет других объяснений.
— Ладно, хоть свет включился, — подытожил Сирс. — И мы услышали интересную историю. Правда, не знаю, что из нее следует. Если братья Бэйт в Милбер— не, то, по предположению Хардести, они скоро уберутся куда-нибудь в другое место.
— Погоди, — сказал Рики. — Извини, Сирс, но я попросил Дона съездить в больницу к старой Нетти Дедэм.
— Что?
— Я был там, — сказал Дон. — Вместе с шерифом и мистером Роулсом.
— И что она сказала?
— Она не может говорить. Но она пыталась выговорить какое-то имя. Произнесла два или три раза. Что-то вроде “Глунгр”. Хардести ничего не понял, но мистер Роулс, когда мы сидели в его машине, сказал, что, по его мнению, она пыталась произнести имя их брата. Стрингер. Так его звали?
— Стрингер, — повторил Рики, закрыв лицо ладонью.
— Я ничего об этом не знаю, — сказал Дон. — Может, объясните, почему это так важно?
— Я знал, что это должно случиться, — сказал Льюис. — Всегда знал.
— Держи себя в руках, Льюис, — скомандовал Сирс. — Дон, сначала мы обсудим все между собой, но думаю, что мы расскажем вам историю в обмен на вашу.
Только не сегодня. Думаю, это будет последняя история Клуба Чепухи.
— Тогда я попрошу еще об одном одолжении, — сказал Дон. — Если вы решите рассказать мне вашу историю, можно это сделать в доме моего дяди?
Они все как-то вдруг постарели и осунулись, даже Льюис.
— Что ж, может быть, — сказал Рики Готорн. Его лицо походило на кусок льда в обрамлении усов и бабочки. — Это все там и началось. Да, я думаю, это будет последняя история нашего клуба.
— И пусть Господь хранит нас после этого, — добавил Льюис.
Питер Берне вошел в спальню родителей и стал в дверях, гладя, как его мать расчесывает волосы. Она была как раз в состоянии рассеянности — она уже давно колебалась между преувеличенной заботой о семье и полной отстраненностью, когда она жгла пироги и долго гуляла в одиночестве. В периоды заботы она покупала ему вещи и спрашивала об учебе и планах на будущее, но ему часто казалось, что она готова заплакать.
— Что у нас на обед, мам?
Она поглядела на его отражение в зеркале.
— Хотдоги с капустой.
— А, — Питер любил хотдоги, чего нельзя было сказать о его отце.
— Это все, что ты хотел спросить, Питер? — она смотрела уже не на него, а на отражение своей руки, медленно двигающей расческу.
Питер всегда считал свою мать привлекательной, хоть и не такой красивой, как Стелла Готорн. Высокая стройная блондинка, она нравилась мужчинам, хотя он не хотел об этом думать; на том вечере он видел, как Льюис Бенедикт гладил ее колено. Почему-то Льюис казался ему более подходящим для матери, чем отец, и он легко мог представить их вместе.., как Джима и Пенни Дрэгер.
И вскоре после вечеринки он почувствовал, что брак его родителей дал трещину.
— Не совсем. Мне просто нравится смотреть, как ты ричесываешься.
Кристина Берне застыла с поднятой расческой, потом медленно опустила руку, опять нашла его лицо в зеркале и отвела взгляд как-то виновато.
— Кто придет к нам завтра?
— О, те же, кто всегда. Друзья твоего отца. Эд и Сонни Венути. Рики Готорн с женой. Сирс Джеймс.
— А мистер Бенедикт?
На этот раз она посмотрела ему прямо в глаза.
— Не знаю. А что? Он тебе не нравится?
— Иногда да. Я его плохо знаю.
— Его все плохо знают, — сказала она, немного подняв его настроение. — Льюис — настоящий затворник.
— Почему он еще не женился?
Она снова взглянула на него, теперь уже сердито.
— Питер, к чему все эти вопросы? Ты мне мешаешь.
— Прости, ма.
— Ладно, дорогой.
— Я только хочу, чтобы ты была счастлива.
Она положила расческу на столик. Слоновая кость легко стукнула о дерево.
— Я и так счастлива, сынок. А теперь иди вниз и скажи отцу, что пора ужинать.
Питер спустился вниз и пошел в гостиную, где отец смотрел телевизор: еще один признак разлада. Раньше отец просто уходил в эту комнату с дипломатом, уверяя, что ему надо поработать спокойно, и из-за двери слышались тихие звуки музыки.
