— А вы похожи на дядю, — сказал Питер.
— Спасибо.
— Питер, лед, — сказала мать, поворачиваясь к Стелле с несколько нервной улыбкой. Он побрел на кухню и начал высыпать кубики льда в вазочку. Скоро прибежала мать и стала засовывать в печь цыплят.
— Оливки и крекеры достал?
Он кивнул.
— Положи на поднос и отнеси гостям, пожалуйста.
На поднос перекочевали из печки и пирожки с яйцами и куриными потрохами. Он обжег ими руки, но в награду получил поцелуй от матери.
— Питер, ты умница, — она уже казалась пьяной, хотя ничего не пила. — Ну, что еще? Мартини готов? Тогда отнеси это все, возвращайся и захвати бокалы. Отец тебе поможет. Ах да, еще каперсы с анчоусами! Ты так хорошо выглядишь, Питер. Я так рада, что ты надел галстук.
Звонок зазвонил опять; новые знакомые голоса. Дантист Харлан Баутц и Лу Прайс, похожий на гангстера, и их смиренные жены.
Он обносил гостей пирожками, когда явилась чета Венути. Сонни сразу сунула в рот пирожок, воскликнула “горячо!” и чмокнула его в щеку. Эд Венути, компаньон его отца, дыхнул ему в лицо джином и спросил: “Ты что, собрался в Корнелл, сынок?” Да, сэр, — и Питер поскорее улизнул на кухню.
Мать подливала что-то зеленое в готовящуюся кассероль.
— Кто пришел?
Он сказал ей.
— Долей эту штуку и сунь все в печь. Я пойду поздороваюсь, — она вышла, отдав ему банку.
Питер остался один. Он вылил в кастрюлю жирную зеленую массу, помешал ложкой и поставил все это в печь. Тут появился отец.
— Где поднос с напитками? Не надо было разливать мартини, тут собрались любители виски. Сейчас возьму другие бокалы. Слушай, Пит, поговори с этим писателем, он интересный парень. Эдвард говорил, что он пишет про всякие ужасы. Вообще тебе должно быть интересно в такой компании, правда?
— Что? — Питер закрыл дверцу печки.
— Говорю, тебе должно быть интересно.
— Конечно.
— Ладно. Иди поговори с гостями. Твоя мать просто счастлива. Рад снова видеть ее такой. .
— Да, — Питер пошел в комнату, захватив поднос с пирожными.
Мать действительно выглядела счастливой, порхая вокруг стола в облаках сигаретного дыма с блюдом оливок.
— Они говорят, что Милберн может оказаться совсем отрезанным, — сказала Стелла Готорн громче остальных, что сразу прекратило беседу. — У нас только один снегоочиститель, а силы графства заняты на дорогах.
— Да еще кто на нем работает, — заметил Лу Прайс. — Омар Норрис большую часть времени слишком пьян, чтобы убирать снег.
— О нет, Лу, он сегодня уже два раза проезжал мимо нас! — мать так защищала Омара Норриса, что Питер заподозрил, что она волнуется. К тому же она то и дело поглядывала на дверь.
— Должно быть, он спит в гараже или в старых вагонах на станции. В таком состоянии он скорее раздавит чью-нибудь машину, чем вычистит улицы.
Прозвенел звонок, и мать едва не уронила бокал.
— Я открою, — Питер пошел к двери.
Это оказался Сирс Джеймс. Его лицо под широкими полями шляпы было совсем белым. Потом он сказал “привет, Питер” и снова стал нормальным Сирсом Джеймсом.
Следующие полчаса Питер разносил пирожные, подливал напитки в бокалы и кое-как участвовал в разговоре (Сонни Венути, потрепав его по щеке, сказала: “Я знаю, тебе не терпится удрать из этого городишки в колледж, к девочкам, правда, Пит?”) Когда он смотрел на мать, ее глаза всякий раз были устремлены на входную дверь. Лу Прайс громко говорил что-то о блестящем будущем сои Харлану Баутцу; миссис Баутц выслушивала советы Стеллы. Готорн по декорированию комнат (“говорю вам, розовое дерево лучше всего”); Эд Венути, Рики Готорн и его отец обсуждали в углу исчезновение Джима Харди. Питер вернулся на кухню, сел и ослабил галстук. Через пять минут зазвонил телефон.
— Уолт, я сама возьму, — крикнула мать.
Звонок смолк. Мать говорила из комнаты, где стоял телевизор. Питер смотрел на белый молчащий телефон. Может, это не ее.., может, это Джим Харди. “Не волнуйся, старик, я в “Яблоке”. Он непроизвольно взял трубку.
Голос принадлежал Льюису Бенедикту.
— … Нет, Кристина, я не могу приехать. У меня снег в шесть футов.
— Кто-то на линии, — сказала мать.
— Не глупи. И еще, Кристина, ты знаешь, что мне не стоит к вам приезжать.
— Пит?
Это ты слушаешь?
Питер затаил дыхание.
— Черт возьми, это ты? — голос матери зазвенел, как рожок.
— Кристина, извини. Останемся друзьями. Желаю тебе хорошо провести время.
— Нечего извиняться, — и мать повесила трубку. Питер тоже поспешно опустил свою.
Он сидел в шоке, не веря тому, что услышал. Шаги. Дверь кухни открылась. Он повернулся — перед ним стояла мать. Ее лицо было бледным.
— Ты подслушивал?
Он отвернулся к окну и застыл. Там белым пятном выделялось другое лицо, лицо мальчика. Он просяще улыбался, умолял впустить.
— А ну говори, маленький шпион!
Питер закричал, зажимая рот рукой, и закрыл глаза. Он чувствовал, как мать обнимает его; чувствовал ее слезы, наконец-то прорвавшиеся. Где-то вдалеке Сирс Джеймс говорил: “Да, Дон приехал сюда, чтобы вступить во владение домом и заодно помочь нам в некоторых изысканиях”. Потом Сонни Венути спросила что-то неразборчивое, и Сирс ответил: “Это касается той исчезнувшей актрисы, мисс Мур”. Еще какие-то голоса, удивленные и любопытствующие. Он отнял руку от рта.
— Прости, Питер.
— Я никому не скажу.
— Это не то.., не то, что ты думаешь.
— Я думал, может, это звонит Джим Харди.
Зазвонил звонок.
— Бедный мальчик, у тебя такой друг и такая психованная мать, — она поцеловала его в щеку. — Я заплакала тебе всю рубашку.
Еще звонок.
— Отец откроет. Давай немного успокоимся.
— Кто это? Ты приглашала кого-то?
— Наверное. Кто это еще может быть?
— Не знаю, — он снова взглянул в окно. Там никого не было, только их отражения, бледные, как огоньки свечей.
Она вытерла глаза.
— Иди к гостям, а я пока достану кассероль.
— Кто это?
— Это друг Сирса и Рики.
Он пошел к двери. В холле стоял писатель, племянник мистера Вандерли.
— Знаете, меня сейчас интересует взаимосвязь реальности и воображения. Вот скажите, вы слышали несколько дней назад далекую музыку, что-то вроде джаза?
— Да, — сказала Сонни Венути. — А что?
Питер застыл в проходе, глядя на писателя.
— Пит! — окликнул его отец. — Иди, я представлю тебе твою соседку за столом.
— Я хочу сидеть с молодым человеком, — запротестовала Сонни Венути.
