— Это Зверь Откровения, — прошептал священник. Его голос доносился как будто издалека. — То существо, которое вы видели в своих снах.
Майкл не мог отвести глаз. Огромная обнаженная грудь, сильные руки и прежде всего глаза не отпускали его. Ему казалось, что в любое мгновение фигура может подняться и пойти к нему, как во сне. Он хотел повернуться и убежать.
Зверь был нарисован не древним египтянином. Здесь, несомненно, работал более поздний художник, периода раннего христианства. Под фигурой виднелся обширный текст, написанный по-гречески черными буквами.
— Вы можете прочесть? — спросил священник.
Майкл покачал головой.
Отец Григорий открыл глаза. Козел глядел на него немигающим взором.
— Я прочту для вас, — сказал он, ненадолго замолчал, с отвращением глядя на изображение, затем начал читать наизусть текст, такой же знакомый для него, как и «Отче наш». — "Назначены две тысячи и триста дней и еще двадцать три дня от смерти козла, про которого говорил Даниил, и до появления Зверя. Он придет с Запада в Место Искушения, даже в сам Вавилон, выйдя из моря и имея большую силу. И он будет богохульствовать сорок два месяца, как написано в Книге Иоанна. «Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; и число его шестьсот шестьдесят шесть». И на устах его будет имя зверя. И он примет новое имя, которое будет богохульным, и оно также будет именем зверя, хотя он сокроет его в письменах, которых не видел никогда ни один человек.
Когда он появится, чума накроет Египет и Нил задохнется от крови. Они взойдут на высокие места и разрушат их, камень за камнем. Время, два времени и половина времени пройдет после его первого появления, между рождением, смертью и падением царства. Имеющий глаза да видит: это те дни, о которых говорится в Книге Откровения. И с его первого появления на западе книга устанавливает тысячу двести девяносто дней. Он возглавит армию неправедных, и царство его будет продолжаться семьдесят недель. Ибо «чтобы восстановить и воссоздать Иерусалим, нужно семьдесят недель и шестьдесят две недели». А посему имеющий ум да поймет, что написано здесь, и вознесет молитву, чтобы не видеть его своими глазами, как я видел его в видении, данном мне Богом. И пусть все, кто прочтут эти слова, будут молиться за меня и за своих детей и за поколение последнего дня".
Голос отца Григория затих. Он посмотрел на Майкла.
— Ну, Майкл, — сказал он. — Сказать ли мне его имя? Имя Зверя?
— Куртуби, — прошептал Майкл. — Это его имя, не так ли? Вы думаете, что эль-Куртуби — Антихрист.
Отец Григорий покачал головой. Он выглядел очень старым и очень усталым — человеком, который жил слишком долго и видел слишком много.
— Нет, Майкл. Мы не думаем. Мы знаем. Ваш брат опознал его. И за это был убит.
Старик кашлянул и вздрогнул. Он огляделся. В комнате снова столпились тени. Фигура Зверя расплылась. Григорий снова посмотрел на Майкла, на длинную тень, легшую на его лицо.
— Пора идти, — сказал он. — Мы увидели то, зачем пришли сюда. Теперь пора искать его во плоти.
Склад сгорел быстро, за два часа. Теперь от него осталась только куча обугленных бревен. Зола дымилась. Время от времени с треском падала обуглившаяся балка, и в ночной воздух взлетал сноп красных и оранжевых искр.
Голландец стоял в сотне ярдов от пепелища. Его люди очистили улицу, разогнав детей и зевак, пришедших поглядеть на пожар. Вдали раздавался треск ружей — стрельба продолжалась.
Из темноты вынырнула, слегка прихрамывая, фигура.
— Ну что? — спросил Голландец.
Пришедший покачал головой.
— Ничего, — сказал он. — Мы все тщательно обшарили. Сзади нашли одного мертвого. Абу Самир говорит, что это его человек.
— А художник, Бустани?
— Тоже.
— Это точно он?
Человек кивнул:
— Абу Самир клянется, что именно там его убили. И тело похоже, господин.
— Похоже?
Человек нерешительно произнес:
— Они... они разорвали его на кусочки, господин.
Голландец мгновение молчал.
— Понятно. А двое других? Вы уверены, что они сбежали?
— Абсолютно. Абу Самир не станет нам лгать.
— Правда? Он очень меня подвел. Мы должны найти женщину. Застрелите Абу Самира. Он перестал быть полезным для нас.
— Да, господин. — Человек не решался задавать вопрос. — А женщина? Что нам теперь делать?
— Что делать? Наши люди караулят ее. Она появится. Выхода у нее нет. Спрятаться ей негде.
— А Хант?
— Не беспокойтесь о Ханте. Я позабочусь о нем.
— Как вы думаете, где он находится? У вас есть предположения?
Голландец пожал плечами:
— Сейчас его повезут к старику. Потом — не знаю. Он попытается связаться с Англией. Тогда мы выйдем на него.
— А что, если он не объявится?
— Объявится. Верьте мне. У него тоже нет выхода.
Даже здесь, в темной церкви, они слышали выстрелы: трижды раздавался треск, потом лай собак. Затем еще два выстрела. Майкл и отец Григорий сидели в задней части здания. Теперь, когда Майкл увидел то, что было внизу, он еще сильнее почувствовал подавленность.
Когда грохот стих и снова наступила тишина, отец Григорий повернулся к Майклу.
— Вы знаете, что сегодня происходит в городе? — спросил он.
Майкл покачал головой.
— Убивают христиан, — сказал старик. Его тон был спокойным, голос ровным. — Это началось вечером. Кто-то распустил слух, что копты разносят чуму. Понимаете, они чужаки. Агенты американцев и англичан, союзники сионистов, закоренелые враги ислама... Некоторые копты сопротивлялись. И теперь говорят о лагерях, о погромах.
Он замолчал. Послышалось еще несколько слабых выстрелов.
— Раньше вы упоминали о моем отце, — заметил Майкл. — Вы говорили, что он тоже видел... сон, о котором вы рассказывали.
— Это было очень давно, — сказал Григорий. — Он приходил сюда еще до вашего рождения.
— Сюда? — Майкл изумленно взглянул на священника. — В эту церковь?
— Да, в эту церковь. Ко мне.
— Я не понимаю. Зачем отец приходил к вам?
Отец Григорий ответил не сразу. Огонь в лампе ярко вспыхнул, затем стал гореть ровно.
— Он видел сны, — сказал он. — Такие же, как вы.
— Тот же сон? О пирамиде?
Священник кивнул:
— Да. Он был одним из первых. Это произошло во время мировой войны, как раз перед битвой у Эль-Аламейна, когда мы думали, что немцы продолжат наступление на восток. Ваш отец пришел сюда с двумя друзьями — они были католики. Чтобы посетить склеп, где жило Святое Семейство. Они были очень уставшими, когда пришли, — только что вернулись из рейда на немецкие позиции. Он думал... Он рассказал мне, что они уснули. Сидели внизу в темноте, при одной или двух свечах, и задремали.