— Если бы ты рассказала все раньше, это бы многое объяснило, — заметил Луис.
— Лу, я не могла, — произнесла Рэйчел сонным голосом. — После случившегося у меня… у меня развилась небольшая фобия.
Ну да, подумал Луис. Совсем-совсем крошечная.
— Я не могу это преодолеть. Умом я понимаю, что ты прав и что смерть — это вполне естественно… и даже неплохо, в каком-то смысле… но после всего, что случилось… когда оно у тебя внутри…
— Да, — сказал он.
— В тот день, когда я на тебя сорвалась, — продолжила Рэйчел, — я знала, что Элли плачет из-за самой мысли… что ей надо свыкнуться с этим… но я ничего не могла с собой сделать. Прости меня, Луис.
— Тебе не за что просить прощения, — заверил он, гладя ее по волосам. — Но я принимаю твои извинения, если тебе от этого легче.
Она улыбнулась.
— А знаешь, действительно легче. Как будто меня наконец стошнило какой-то отравой, сидевший во мне много лет.
— Может, так оно и есть.
Глаза Рэйчел закрылись, потом снова открылись… медленно и сонно.
— И не вини во всем моего отца, Луис. Пожалуйста. Для них это было ужасное время. Лечение Зельды обошлось ему в изрядную сумму. Отец упустил возможность расширить свой бизнес в пригородах, а магазин в центре почти прогорел. И мама тогда чуть не сошла с ума, в прямом смысле слова. Но потом все наладилось. Как будто смерть Зельды стала сигналом, что пора возвращаться хорошим временам. После кризиса папа сумел подняться, он получил ссуду, дела пошли в гору, и с тех пор он уже никогда не оглядывался на прошлое. Но они слишком сильно меня опекали. И не только потому, что я осталась единственным ребенком…
— Они так заглаживали чувство вины, — сказал Луис.
— Да, наверное. Ты не рассердишься, если я заболею в день похорон Нормы?
— Нет, малыш, не рассержусь. — Он помедлил и взял ее за руку. — Можно мне взять с собой Элли?
Ее рука напряглась.
— Ох, Луис, я даже не знаю. Она еще маленькая…
— Но она уже знает, откуда берутся дети, — снова напомнил ей Луис.
Она долго молчала, глядя в потолок и кусая губы.
— Если ты думаешь, что ее можно взять… — наконец проговорила она. — Если ты думаешь, что это… что это ей не повредит.
— Иди ко мне, Рэйчел, — сказал Луис, и в эту ночь они заснули, обнявшись, на его половине кровати, а когда Рэйчел проснулась, дрожа, посреди ночи — когда кончилось действие успокоительного, — Луис обнял ее и шептал ей на ухо, что все будет хорошо, пока она не заснула опять.
33— Ибо всякий мужчина — и всякая женщина — подобны цветам в долине, что сегодня цветут, а завтра будут брошены в печь. Время человеческое преходяще; как придет, так и уйдет. Помолимся.
Элли, настоящая маленькая красавица в темно-синем платье, купленном специально для этого случая, так резко склонила голову, что сидевший рядом Луис услышал, как хрустнули ее позвонки. Элли редко бывала в церкви, и, конечно, она впервые присутствовала на похоронах; все это вместе так на нее повлияло, что сегодня она непривычно притихла.
Для Луиса это был редкий случай, когда он мог посмотреть на дочь словно со стороны. Всегда ослепленный любовью к ней и к Гейджу, он редко наблюдал за Элли беспристрастно; но сегодня, глядя на дочь, подумал, что перед ним — хрестоматийный пример ребенка, приближающегося к завершению первого в жизни, очень важного переходного периода, когда маленький человек почти целиком состоит из неуемного любопытства и впитывает информацию в невероятных количествах. Она промолчала даже тогда, когда Джад, такой непривычный, но элегантный в черном костюме и ботинках на шнурках (Луис подумал, что впервые видит Джада в обычных ботинках, а не в стоптанных мокасинах или резиновых сапогах), наклонился к ней, поцеловал и сказал:
— Молодец, что пришла, малышка. Обрадовала старика. Думаю, Норма тоже рада.
Элли только смотрела на него широко раскрытыми глазами.
Методистский священник, преподобный Лафлин, уже читал заключительную отходную молитву, прося у Господа смилостивиться над нами и даровать нам всем мир и покой.
— Прошу подойти ко мне тех, кто несет гроб, — сказал он.
Луис поднялся на ноги, но Элли схватила его за руку.
— Папа! — испуганно прошептала она. — Ты куда?
— Я понесу гроб. — Луис присел и обнял дочь за плечи. — Нужно вынести Норму. Мы вчетвером понесем: я, двое племянников Джада и брат Нормы.
— А как я потом тебя найду?
Луис поднял голову. Остальные трое носильщиков уже собрались у кафедры, вместе с Джадом. Прихожане начали расходиться, некоторые из них вытирали слезы.
— Иди на крыльцо и жди меня там, — сказал Луис. — Хорошо, Элли?
— Да, — кивнула она. — Только ты про меня не забудь.
— Не забуду.
Он снова поднялся, и Элли снова схватила его за руку.
— Папа?
— Что, солнышко?
— Не уроните ее, — прошептала она.
Луис подошел к остальным, и Джад представил его племянникам, которые на самом деле были то ли двоюродными, то ли троюродными внучатыми племянниками… потомками брата отца Джада. Здоровенные молодые парни лет двадцати с небольшим, очень похожие друг на друга. Брату Нормы было под шестьдесят, насколько мог судить Луис, и, несмотря на большое горе, держался он молодцом.
— Рад познакомиться со всеми вами, — сказал Луис, чувствуя себя немного неловко — посторонний в семейном кругу.
Они молча кивнули ему.
— Как Элли? Нормально? — спросил Джад и кивнул ей. Она замешкалась в вестибюле и наблюдала за ними.
Ну да, ей же надо убедиться, что я не испарюсь в клубах дыма, подумал Луис и почти улыбнулся. Но следом за этой мыслью возникла другая: Как Оз, Великий и Узясный. Улыбка тут же погасла.
— Да вроде нормально. — Луис помахал ей рукой. Она помахала ему в ответ и вышла на улицу. Луис поразился тому, какой взрослой выглядела его дочь в это мгновение. Вот такие иллюзии, пусть даже и мимолетные, заставляют задуматься о скоротечности жизни.
— Ну что, все готовы? — спросил один из племянников.
Луис кивнул, и брат Нормы тоже.
— Осторожнее с ней, — хрипло проговорил Джад. Потом отвернулся и, склонив голову, медленно побрел к выходу.
Луис подошел к левому заднему углу серо-стального гроба «Американский предвечный», который Джад выбрал для жены. Они вчетвером взялись за ручки и медленно вынесли гроб с Нормой из церкви, в февральский мороз и яркий солнечный свет. Кто-то — наверное, церковный сторож — посыпал золой скользкий утоптанный снег на дорожке. У тротуара стоял катафалк, черный «кадиллак» с уже включенным двигателем, выдыхавшим белые выхлопы в зимний воздух. Рядом с машиной держались распорядитель похорон и его рослый сын, готовые броситься на помощь и поддержать гроб, если кто-то из носильщиков (возможно, брат Нормы) вдруг поскользнется или лишится сил.
