Оторвав взгляд от расстилающегося под его ногами голубого озера, Папа посмотрел на преданных ему людей.
– А теперь продемонстрируйте мне ум свой и скажите, какую странную закономерность видите вы во всей этой истории?
– Не нужно быть мыслителем, чтобы не понять… – начал первый.
– Что секреты раскрывались лишь тогда, когда надобность в этом уже миновала… – добавил второй.
– …и когда удобно объявить предсказанием Девы Марии уже случившееся событие.
– Я не ошибся в вас, – Папа едва заметно кивнул. Этих слов его подданных хватило, чтобы в нем про- изошли какие-то изменения. – Я был одним из немногих кардиналов, кто сомневался в истинности разглашаемых Ватиканом секретов откровения Девы Марии… Спустя три года после разглашения последнего я заявил об опасностях, нависших над верой и христианством, а следовательно, и миром. Я уверен, что все три секрета до сих пор являются тайной, а содержание третьего соответствует тому, что возвещено в Писании…
Ошеломленные супранумерарии не могли заставить себя двинуть и пальцем.
– В начале этого года, чтобы уберечь Ватикан от притока журналистов и еретических измышлений, я попросил кардинала Тарчизио Бертоне объявить конспи- рологические теории о предсказании конца света фантазиями. Но истина до сих пор покрыта мглой запечатанного конверта, и подозреваю я сегодня увереннее, чем когда-либо, что монсиньор Каповилья, в присутствии которого Папа Иоанн XXIII вскрыл конверт, связан обетом и тайной и не имеет возможности свидетельствовать истинно… Вы отправитесь сегодня, – оборвал свою речь Понтифик, словно выводя супранумерариев из гипноза. – А сейчас поедете в Рим, где будете дожидаться инструкций. И да поможет вам Бог.
И Папа разделил ладонью воздух перед ними на четыре части.
Когда они уже не в силах были переставлять ноги и с трудом поднялись на холм, день уже сваливался к западу. Они стояли на вершине холма и смотрели на расстилавшуюся перед ними равнину.
– Это то, что мы искали?…
Это было все, что смог выдавить из себя Донован после пятиминутного молчания. Пять минут, не меньше, они, замерев, смотрели на открывшуюся картину, казавшуюся им ирреальной.
– Что это?… – спросил Гоша, не отдавая себе отчета в том, что задает довольно глупый вопрос.
Последние два часа они шли, готовясь к смерти. Каждый по-своему. Донован думал о своей незаконченной работе в области сращивания мышечной ткани и о прерванной на взлете практике, а Гоша, подвернувший ступню и теперь еле переставляющий ноги, вспоминал тот день, когда в аудиторию во время его лекции вошли двое. Хирург размышлял, умирая от жажды, о трагическом финале всего хорошего, что было в его жизни, геолог вспоминал о гибели профессора Маслова.
Донован наложил на ногу Гоше тугую повязку, но растяжение было, видимо, сильным, так что последние несколько километров пути Гоша преодолевал, опираясь одной рукой на палку, а второй – на плечо доктора.
Они не сразу его увидели. И даже если бы он бросился им в глаза издали, каждый наверняка промолчал бы, предпочтя думать о себе как о слепце, нежели как о сумасшедшем. «Вы видите это?» – «Конечно, вижу, доктор. Вам нужно полежать в тени».
Мираж перестал существовать как уплывающее видение, когда они, украдкой посматривая друг на друга, спустились с холма. Правда, обоим им, прежде чем на это решиться, потребовалось несколько раз убедиться, что зрение их не подводит.
И только когда они встали в пятидесяти метрах от вросшего в землю по ватерлинию авианосца, им стало понятно, что это не видение. Авианосец не удалился.
Донован снял руку с плеча спутника и направился к кораблю. Потом остановился и вернулся обратно.
– Вы видите то же, что и я? – невозмутимо, словно речь шла о шведском завтраке на «Кассандре», спросил он.
– Джордж… – прошептал Гоша. – Если вы видите авианосец… тогда – да.
Гигантских размеров корабль с площадкой для взлета палубной авиации стоял посреди долины, уходя своей самой высшей точкой – радиомачтой – в небо.
Корпус этого корабля занимал в длину не менее трех футбольных полей. Гоша в ступоре посмотрел на нижнюю часть его, пытаясь сообразить, сколько метров этого судна находится под землей. Чтобы удержать такую махину в подобном положении, – так, словно он рассекает океанскую гладь, – он должен был быть вкопан в землю не менее чем на пятнадцать метров.
Наклонившись, доктор поднял камень и швырнул его в корпус корабля. Раздался глухой и короткий звон.
Авианосец был.
– Остров…
– Что вы сказали? – Донован посмотрел на спутника, неподвижным взглядом рассматривающего эту ирреальную картину.
– Я сказал – он похож на остров…
За двадцать минут они обошли авианосец и вернулись на то же место.
– Плохо, что он не бросил здесь якорь, – сказал Гоша, – это облегчило бы нам жизнь.
Он посмотрел на небо. На остров, не торопясь, опускались сумерки.
– Если через час мы не окажемся на этом судне, у нас будут большие проблемы.
– Надеюсь, вы захватили с собой электропилу по металлу, – пробормотал доселе не демонстрировавший наличие у него чувства юмора доктор. Впрочем, он не шутил.
Доковыляв до борта авианосца, Гоша оказался в тени и сразу почувствовал успокоительный холод. Такое же ощущение он испытывал, когда в детстве жарким днем забегал в подъезд своего дома на проспекте Ленина.
Через час солнце коснулось нижним краем океана. Узкая полоска воды над холмистой равниной снова стала окрашиваться тенями. Донован уже обошел судно и теперь собирался сделать это во второй раз.
– Что вы хотите найти, доктор? – глухо спросил Гоша, видя, что тот снова собирается в дорогу. – Дверь? Каждый раз вы проходите шестьсот с лишним метров. Оставьте эту глупость, поберегите силы
И, словно противореча себе, он поднял кусок гранита размером с голову и несколько раз ударил им в борт. Через минуту он оставил эту затею, хотя сразу было очевидно, что это еще более глупая мысль, чем обход авианосца. Выпустив из рук обломок гранита, он вышел на свет.
– Пробиваясь таким образом, мы попадем внутрь в лучшем случае лет этак через двести.
– А в худшем? – буркнул, не поднимая головы и не открывая глаз, Донован.
– А в худшем внутрь мы вообще никогда не попадем.
– То есть разницы нет?
Оттолкнувшись от арки, Гоша захромал в сторону и через несколько мгновений, зайдя под взлетный трамплин, пропал из виду.
Чертыхнувшись, Донован побрел следом. Маршрут этот выглядел странно. Обойдя авианосец, русский стал замыкать путь.
