Где-то далеко внизу раздался звук, очень похожий на тот, с каким падает на дно глубокого погреба мешок с картошкой. И – звук разрываемой плоти…
– Вы живы, док? Мне на лицо льется кровь!
Он снял со своей головы ногу доктора. Нога от колена вниз густо была залита кровью.
– Меня укусило Оно…
– Не волнуйтесь, в Него вы не превратитесь.
– Это меня несколько успокаивает… – проворчал,
думая, чем теперь перевязывать рану, доктор…
* * *
Отойдя от Франческо на несколько шагов, Гламур раскинул руки и прошептал:
– Этого не может быть… это чудо какое-то…
С глазами, до краев наполненными слезами, Дженни шла рядом и, держа ладонь у лица, улыбалась. Прошел день, наступил вечер, а после утреннего разговора с итальянцем Миша ни разу не стал причиной беспокойства Дженни. Весь день он что-то делал, играл с детьми, рассказывал о том, что снимет фильм об этом острове, в котором каждый сыграет самого себя… Дженни с беспокойством ждала, но синдром не приходил. Еще трижды она водила Гламура к Франческо, и три раза они разговаривали. Итальянец что-то говорил, держал на его голове руку, и трижды отрекшийся от дурного молодой человек возвращался полным сил. И вот сейчас, пе- ред тем как тьме окончательно сползти с неба на землю, Дженни попросила Франческо об услуге в четвертый раз.
– Дженни, добрая женщина, я еще сотню раз прочитаю над ним «Отче наш», но, пока этот человек не решит перестать употреблять наркотики, все бессмысленно. Я сражаюсь за его душу, но дьявол стоит насмерть. И мой юный друг бьется на его стороне.
Но Дженни уже не слышала Франческо. Полный сил и энергии, розовый от загара, Гламур мастерил что- то под навесом и изредка заходил в воду, чтобы освежиться.
Дженни пришла с ним несколько часов спустя, и Франческо оставил в покое свой чемодан.
«Unus autem поп conversione divinitatis in carnem, sed assumptione humanitatis in Deum… Unus omnino, non confusione substantiae, sed unitate personae…» – шептал итальянец, глядя в глаза грешнику, и чертил, не касаясь его рукой, кресты.
Дженни стояла рядом и шепотом повторяла эту, известную ей наизусть молитву.
«Наес est fides catholica, quam nisi quisque fideliter firmiterque crediderit, salvus esse non potent…» – одновременно с Франческо шептали ее губы.
И вот сейчас, кажется, свершилось чудо. Подчинившись этому человеку, Дженни поверила в его силу и могущество. А ошибалась она, когда речь шла о благочестии, знании внутреннего устройства мужчин и сексе, крайне редко.
Ломка, прихода которой так боялась Дженни и тече- ниє которой ей было хорошо известно, не приходила. Гламур жил обычной человеческой жизнью, словно никогда не был подвержен пагубной привычке.
– Вы волшебник, – вернувшись к Франческо, перед тем как им всем собраться у костра, сказала Дженни. – Да возблагодарит вас бог…
Итальянец посмотрел на нее внимательно, наверное, более внимательно, чем следовало, посмотрел взглядом, которым часто врачи в психиатрических лечебницах смотрят на больных при осмотре, наложил на нее крест и поцеловал в лоб.
– Иди с миром.
И Дженни ушла.
Впервые за две последних ночи она уснула без тревог.
Она верила, что Макаров, Донован и Гоша, так, кажется, зовут мужчину в розовой рубашке, вернутся. И что завтра придет Левша. Он расскажет, как сутки охотился за оленем, – она бы поверила любому его слову.
И она уснула. Справа от нее, свернувшись калачиком, спал Питер. Слева – Берта. Дженни ждала Макарова и Левшу.
Все было настолько ирреальным, что казалось естественным.
* * *
– Здесь есть свет?
– Вы ослепли?
– Почему вы спросили?
– А вы почему спросили?
– Я спросил, есть ли здесь свет?
– Неужели вы не видите, есть он или нет?
– Я имел в виду выключатель.
– Вы что, Донован, в гостинице? Какой свет может быть на вросшем в землю авианосце? Или нет, подождите… Я сейчас атомную установку запущу…
– Очень смешно…
Некоторое время они, спотыкаясь и то и дело натыкаясь на какие-то выступы, топтались и шарили руками по стенам.
Шелест ладоней о стены, стуки и больше – ничего. Темнота была такая, что глаза не могли привыкнуть даже спустя четверть часа путешествия в надстройке авианосца. Этакое путешествие в запаянной жестянке.
Поднявшись по лестнице, которой, как показалось Доновану через пять минут, конца не будет, он вдруг опустил ногу и почувствовал под ней твердь.
Потыкавшись в разные стороны, они наконец-то нашли открытую дверь, через которую проникли в какой- то длинный коридор. Шагов через тридцать русский громко выругался. По резаным незнакомым фразам доктору трудно было догадаться о смысле, но скоро Гоша сообщил, что у него разбито лицо.
– Я знаю, что в районе Бермуд исчезло звено «Эванджеров», я знаю, что здесь исчезали суда, – говорил, делая в кромешной темноте крошечные шажки, Донован, – но я впервые слышу, чтобы в треугольнике пропадал авианосец. Тем более не слышал, чтобы что- то из пропавшего находилось. Особенно при таких об- стоятельствах… Как вы думаете, Георгий, сколько лет этому судну?
Гоша хмуро усмехнулся:
– Об этом лучше всего спросить у Макарова… Но вряд ли это возможно…
ПОСЛЕДНЯЯ ГЛАВА ПЕРВОЙ КНИГИ
Луч света ударил ему в лицо. Дрогнув ресницами, Макаров приоткрыл глаза и закрыл их снова.
Он жив.
Напрягшись, он сначала сел, а после встал. Качаясь и придерживая раненую руку, он огляделся. Пригорок, с которого он скатился, был невысок. Всего пять или шесть метров скользил он по траве на спине, пока была ночь.
Сколько он лежал, куда ушла ночь, где Донован и Гоша, какое сегодня число?… – это были вопросы, которые он задавал себе, выходя из леса…
* * *
Дженни встречала выходящего из джунглей Гламу- ра, дрожа от ярости. Когда он появился, она вышла из- за куста и схватила его обеими руками за рубашку. Одна из пуговиц, сверкнув на солнце перламутром, с треском отлетела в сторону.
– Где он?!
На нее страшно было смотреть.
– Кто?
– Не прикидывайся дураком!… Я раскусила тебя, мерзавец!… «Какое чудо»!… Где ты прячешь его сейчас?!
Гламур с силой освободился от захвата и шмыгнул носом.
– А ты наблюдательная девочка…
– Где героин?!
– Если я не скажу, ты растрезвонишь по всему лагерю, что у меня есть свои маленькие секреты?
– Конечно, малыш!
– В кустах, чтоб тебя…
– Меня уже давно, – огрызнулась Дженни, схватила Гламура за руку и потащила за собой.
– Эй, эй, левее… Вон там, под камнем…
Сдвинув булыжник ногой, она нагнулась и схватила
