— Я прослежу, кому достанется ожерелье, — сказал Верн. — И буду с ним бережно.
— Спасибо. Думаете, мы в силах контролировать, кому следующему достается душа? В смысле — по-настоящему? В «Великой большой книге» сказано, что они перемещаются, как им надлежит.
— Надо полагать, — ответил Верн. — Всякий раз, когда я что-нибудь продавал, свет в них тут же гас. Если человек не тот, этого бы, наверное, не было?
— Ну, видимо, — сказал Чарли. — Хоть тут какой-то порядок.
— Вы знаток, — сказал Верн — и выронил вилку. — Кто это? Ух какая классная.
— Это моя сестра, — ответил Чарли.
К ним направлялась Джейн. В темно-сером двубортном костюме Чарли от «Армани» и черных туфлях с завязочками. Ее платиновые волосы были уложены и залакированы волнами перманента тридцатых годов в палец толщиной и виднелись из-под черной шляпки с вуалью, которая закрывала все лицо до губ, сиявших, точно красные «феррари».
На взгляд Чарли, она, как обычно, смахивала на помесь робота-убийцы и персонажа Доктора Зойсса,[51] но если попробовать сощуриться и не обратить внимания на тот факт, что она его сестра… и лесбиянка… и его сестра, то можно было, наверное, постичь, как ее волосам, губам и чистой линейности удается поразить кого-нибудь «классом». Особенно таких, как Верн, кому для покорения женщин такого роста потребуется альпинистское снаряжение и баллон кислорода.
— Верн, позвольте представить вам мою неописуемо классную сестру Джейн. Джейн, это Верн.
— Здрасьте, Верн. — Джейн протянула ему руку, и Торговец Смертью поморщился от хватки.
— Примите мои соболезнования, — сказал он.
— Спасибо. Вы знали нашу маму?
— Верн ее очень хорошо знал, — сказал Чарли. — Вообще-то мама перед самой смертью очень хотела, чтобы ты позволила Верну угостить тебя пончиком. Не правда ли, Верн?
Тот закивал с такой силой, что Чарли послышалось, как щелкают его позвонки.
— Ее предсмертное желание, — сказал Верн.
Джейн не шелохнулась и ничего не ответила.
Поскольку глаза ее прятались под вуалью, Чарли не видел, какое у нее лицо, но догадывался, что она своим лазерным взором пытается прожечь спаренные дырки в его аорте.
— Знаете, Верн, это было бы очень мило, но не могли бы мы отложить приглашение? Мы только что похоронили маму, и мне нужно кое-что обсудить с братом.
— Это ничего, — сказал Верн. — И пончиком угощать не обязательно, если вы следите за фигурой. Знаете, можно кофе, салатик, что угодно.
— Запросто, — сказала Джейн. — Раз так хотелось маме. Я вам позвоню. Однако Чарли сообщил вам, что я лесбиянка, правда?
— О боже мой, — произнес Верн.
Он чуть не сделал стойку на руках от возбуждения, но тут вспомнил, что он на поминках, где открыто воображать себе menage a troi[52] с дочерью усопшей как-то неприлично.
— Простите, — пискнул он.
— Увидимся, Верн, — успел сказать Чарли, когда сестра повлекла его за собой к клубной кухоньке. — Я напишу вам про остальное.
Едва они свернули за угол, Джейн двинула брата в солнечное сплетение, вышибив дух.
— О чем ты себе думал? — прошипела она, откинув вуаль, чтобы ему лучше было видно, как она рассвирепела: вдруг через пузо до брата не дошло.
Чарли ловил ртом воздух и хохотал.
— Этого хотела мама.
— Моя мама только что умерла, Чарли.
— Ага, — сказал он. — Но ты себе даже не представляешь, что ты сделала для этого мужика.
— Вот как? — Джейн подняла бровь.
— Он навсегда запомнит этот день. У него больше не случится ни одной сексуальной фантазии, в которой к нему не будешь подходить ты, — притом, вероятно, в чужих туфлях.
— И тебе не кажется, что это извращение?
— Ну-у… да, ты моя сестра, но для Верна это главный миг в жизни.
Джейн кивнула:
— Ты довольно неплохой человек, Чарли, раз так заботишься о постороннем недомерке…
— Ну да, знаешь…
— Хотя и жопа с ручкой! — закончила Джейн и снова утопила кулак в солнечном сплетении Чарли.
Странное дело: хватая губами воздух, Чарли свято верил — где бы мама сейчас ни была, она им довольна.
«Пока, мамуля», — подумал он.
Завтра мы встретимся,
Смерть и я, –
И жнец вонзит косу
В того, кто глаз не сомкнул.
Даг Хаммаршельд
19
Все в норме, если дичь не рвет подметки
Элвин и Мохаммед
Когда Чарли возвратился домой с похорон матери, в дверях его встретили два очень крупных, очень радостных представителя семейства псовых, кои, не будучи ныне отвлекаемы заложником хозяйкиной любви, сумели в полной мере оделить нежностью и радостью вернувшегося хозяина.
Общеизвестно — и даже записано в уставе Американского псового клуба, — что человек не бывает поистине употреблен никакой собачкой, пока его не употребит пара четырехсотфунтовых адских псов одновременно (Раздел 5, Параграф 7: Стандарты употребления, доставания и приходования человека собакой).
И, несмотря на применение сверхкрепкого дезодоранта перед вылетом из Седоны, Чарли обнаружил, что когда человеку в подмышки неоднократно тычутся два мокрых песьих пениса, ощущения свежести не возникает.
— Софи, позови их. Сними их с меня, Софи.
— Щеники с папулей танцуют, — хихикнула Софи. — Танцуй, папуля!
Миссис Лин рукой закрыла девочке глаза, дабы оградить от скверны — невольного отцовского опущения до полного скотства.
— Иди руки мой, Софи. Обедай, пока папа с шиксами безобразуй. — Миссис Лин не могла не провести оперативной оценки скользких и красных песьих елдаков в денежном эквиваленте, пока упомянутые агрегаты скорострельно втыкались в оксфордскую хозяйскую рубашку, точно тюбики губной помады с поршневым приводом.
Травник в Китайском квартале заплатит целое состояние за порошок из сушеных членов Элвина и Мохаммеда.
(На исторической родине миссис Лин мужчины готовы на все, лишь бы упрочить свою мужскую силу: мелют в порошок даже вымирающие виды и заваривают из них чай, напоминая тем самым некоторых американских президентов, полагающих, что ни один стояк не сравнится с тем, который возникает, когда разбомбишь несколько тысяч инородцев.)
И, тем не менее, все говорило об одном: состояние за сушеные псиные фаллосы останется невыплаченным.
Миссис Лин давно уже потеряла надежду разобрать адских псов на запчасти — после того, как попыталась отправить Элвина к праотцам посредством резкого и звонкого удара сковородой в череп, а пес просто взял и скусил чугунную посудину с длинной ручки, сжевал ее, брызжа во все стороны слюной и металлической стружкой, после чего сел по стойке смирно и попросил добавки.
