— Эйни, — я опустил руки ей на плечи и наклонился, заглядывая в растерянные глаза, — ты же не дэймос.
— Мэтт, я видела… — Она ухватила меня за рукав и теперь машинально перебирала ткань рубашки. — Мое тело сновидения… оно не слушается меня, как будто… как будто оно уже не мое, или его занял кто-то другой, или оно подчиняется чужим приказам.
— Это невозможно, ты же знаешь. — Я старался говорить как можно более уверенно и спокойно. — Не так давно я прочитал лекцию своей ученице о том, что такое мир снов. Могу повторить для тебя.
— Я понимаю, почему Леонид шарахается от меня и Барба тоже, — произнесла она быстро и глухо, продолжая теребить материал, нащупала пуговицу и стала дергать ее. — Сначала, когда я очнулась, все были безумно счастливы, но потом… они чувствуют, я не такая, как прежде. Я изменилась. Я сама не знаю, кто я такая.
— Но Ирис, как я вижу, рада по-прежнему. — Я деликатно высвободил из ее холодных пальцев пластиковый кругляшок, и Эйни отстранилась, поставила локти на парапет, глядя в море, ветер откинул волосы с ее лица.
— Ирис такая же, как я. Ей близок тот мир. Интуитивно близок. А для остальных я могу быть опасна.
— Почему ты так думаешь? — Я встал рядом с ней бок о бок, тоже глядя на далекие волны.
— Я видела свое тело сновидения здесь, в реальности, — прошептала она. — Ночью вышла на кухню выпить воды. А она… я — там. Сидит на стуле и смотрит на меня… с такой злобой.
— Тебе не показалось? — спросил я осторожно.
— Нет, — усмехнулась она. — Я прекрасно умею отличать сны от яви. Кажется, я вскрикнула, уронила стакан. Он разбился. Прибежал Леонид, и она… я исчезла. На следующий день я видела ее в душе. А вчера она перебирала одежду Леонида… Мэтт, — целительница посмотрела на меня с безумной надеждой: — Ты знаешь, что происходит? Ты сталкивался с таким?
— Даже не слышал. Ее видел кто-нибудь, кроме тебя?
— Н-нет, — произнесла она с запинкой. — Это появляется, когда я одна.
— Эйни, повторю еще раз, тебе нужно обратиться в Пятиглав.
— Я обратилась к тебе! — воскликнула она с ожесточением. — Я прошу твоей помощи! Мы были не очень близки, но я знаю, ты всегда относился ко мне с симпатией.
— Мы не столько нуждаемся в помощи друзей, сколько в уверенности, что мы ее получим,[5] — пробормотал я в глубокой задумчивости. — Но все же, почему я? Не Геспер? Он гораздо более сильный целитель.
— Просто я знаю — только ты в силах справиться с этим, — с непоколебимой уверенностью заявила Эйнем. — Ты всегда брался за самые безумные, трудные, практически невыполнимые случаи болезни. И всегда побеждал. А если со мной что-то такое же жуткое… Я не хочу, чтобы меня заперли, — повторила она с вернувшейся горечью. — После почти двух десятков лет погребения в мире снов я не вынесу еще и заточения здесь. Знал бы ты, что я видела… — Целительница осеклась, вновь готовая погрузиться в себя.
— Что ты видела?
— Не важно. — Она мотнула головой, словно отбрасывая в сторону воспоминания, торопливо сняла с пальца обручальное кольцо и протянула мне. — Пожалуйста. Как только ты убедишься, что я не опасна и вменяема, я обращусь в Пятиглав. Обещаю.
— Есть еще один момент, Эйни. Каждый мой выход в сон контролируется. Я под наблюдением.
— Ты?! — Она рассмеялась, на мгновение отвлекаясь от своих проблем, и недоверчиво покачала головой. — Что же ты мог натворить?
— Уехал. Бросил все, никому ничего не сказав. Перестал работать. Теперь вернулся, завел ученицу и начал прием пациентов также без разрешения Пятиглава. Так что сейчас у них есть некоторые сомнения в моей… компетентности.
И я не сказал ни слова неправды. Все так и было, за исключением одного нюанса.
— Это не важно. — Легкая улыбка, с которой она слушала меня, исчезла, стертая новым приступом беспокойства. — Я верю тебе. И знаю, ты успеешь что-нибудь сделать или понять, что со мной и как это исправить, до того, как твой выход в сон обнаружат и попытаются остановить.
Я видел, спорить с ней бесполезно. Доказывать и убеждать довериться Гесперу также нереально. Не знаю, что или кто именно ей встретился в той, другой реальности. Но сейчас она была не опытной целительницей мира сновидений, а просительницей, явившейся ко мне за помощью. И отказать я не мог.
Кольцо было теплым и гладким, тяжелым, отлитым из полновесного золота, с россыпью маленьких бриллиантов по краю.
— Хорошо. Я помогу.
— Спасибо, — произнесла она с глубоким вздохом и добавила уже совсем другим тоном, безмятежным и заинтересованным: — Я помню, ты не одобрял политику Пятиглава.
— Я не одобрял их только в одном. В нежелании рассказывать людям о той опасности, что несут дэймосы. Они считают, это может привести к панике, массовой истерии. Кто решится ложиться спать, зная, что его может подстерегать во сне живой кошмар? А я думаю, лучше знать правду и уметь защищаться, чем пребывать в расслабленном неведении.
Эйнем пристально посмотрела на меня.
— Может быть, они и правы. Теперь уже не знаю. Я сама боюсь ложиться спать. И знаешь, что пугает меня больше всего? Что я… — она приложила ладонь к своей груди, — всего лишь тело сновидения, а она — настоящая.
Я взглянул в сторону, где за стеклом Барбара с помощью Ирис ставила на скатерть тарелки с пирогами и пирожными.
— Пожалуй, откажусь от десерта и займусь этой проблемой. Дашь мне ключ от твоего дома? Настоящего дома.
Эйнем улыбнулась своей прежней ясной улыбкой и сняла с шеи цепочку, на которой висел тонкий изящный ключик.
— Поедешь туда прямо сейчас?
— Да.
Она быстро сказала мне адрес и отодвинула балконную дверь, чтобы вернуться в столовую. Сновидящая выглядела абсолютно успокоенной, хотя я не давал никаких гарантий. Удивительно, но она доверяла мне.
Я быстро попрощался с Барбарой и Ирис. Первая молча кивнула в ответ. Вторая улыбнулась и тихо попросила приходить еще. Леонид проводить гостя не вышел.
До настоящего дома Эйнем я доехал минут за двадцать. На узком мысе, выдающемся далеко в море, у самого обрыва стояло одинокое здание. Маленький белый домик с крепким фундаментом, в окружении сосен. Дорога, ведущая к нему, была засыпана гравием, и тот громко хрустел под колесами моей машины. Небольшой фонтан справа от входа давно не работал, в его потрескавшейся чаше росло несколько рябин. Сад одичал, а красная сныть разрослась не хуже, чем у меня, заполонив собой все доступное пространство. Она уже начала пускать корни в крыльцо, и я сбил несколько особо наглых цветков, лезущих под ноги.
Ключ свободно повернулся в замочной скважине, дверь открылась легко и беззвучно. За годы отсутствия хозяйки домик должен был слегка обветшать, но, к своему удивлению, я увидел, что здесь регулярно убирали. Высокие окна с частым переплетом чисто вымыты, на них покачиваются от сквозняка белые занавески, полы из светлого дерева подметены, на белых оштукатуренных стенах ни обрывка паутины, ни следа потека зимней сырости. В маленькой кухне на светло-бежевых шкафчиках недавно подновлен орнамент из плодов и листьев. Запах краски еще не выветрился. В одной-единственной комнате на круглом столе — букет колокольчиков в вазе, а широкая кушетка у панорамного окна застелена пледом.