Глеб выпустил изо рта облачко табачного дыма и стал думать о единственном человеке на свете, которому доверял целиком и полностью, – Маше Любимовой. Думать о ней всегда было приятно.
Маша Любимова…
Что, если нанести ей визит?
Обязательно! Но сперва нужно кое-что доделать.
Когда она заглушила мотор и выбралась из машины, ее окликнул негромкий, спокойный голос, показавшийся ей знакомым.
– Лиза Антипова, если не ошибаюсь?
Она обернулась и увидела перед собой двух мужчин. Первый – темноволосый, небритый. Лицо худощавое, красивое, нос с благородной горбинкой. Плащ немного помятый, но стильный и дорогой. Глаза его – не карие, а словно золотистые – смотрели спокойно и внимательно.
Второй мужчина был огромным, как медведь, с широким, добродушным лицом. На голове у него красовалась фетровая шляпа.
– Добрый день! – поприветствовал Лизу тот, что был постройнее и пониже.
– Здравствуйте, – отозвалась она, пристально глядя на парня. – Вы – журналист Глеб Корсак, верно? – Лиза перевела взгляд на огромного мужчину в фетровой шляпе. – А вы…
– Анатолий Щербак, – прогудел тот, добродушно улыбнувшись. – Приятно познакомиться.
– Собрались навестить отца? – спросил у Лизы журналист Глеб Корсак.
– Он мне не отец, – сказала Лиза. – Но – да, я хочу его навестить. Он сам пожелал со мной встретиться.
Журналист и гигант в фетровой шляпе переглянулись. Гигант кашлянул в кулак и сказал:
– Не стоит вам туда ходить.
– Что? – не поняла девушка.
– Сегодня тринадцатое число, – сказал Глеб Корсак. – Не самый подходящий день для посещения человека, которого все здесь считают «одержимым».
По лицу Лизы пробежала тень. Она нахмурилась.
– Что за ерунду вы городите?
– Вы не артистка, – сказал вместо ответа журналист, внимательно, с любопытством разглядывая Лизу. – И никогда ею не были. В Новосибирском драмтеатре вас никто не знает.
– Что?
Глеб хотел повторить, но Толя Щербак ответил вместо него:
– Я сам это проверил. По просьбе Глеба Олеговича.
Лиза растерянно моргнула.
– Я ничего не понимаю! Что вам от меня нужно?
– Двадцать лет назад вы должны были погибнуть в огне, – спокойно сказал Глеб. – Но сумели выбраться из горящего дома. Несколько недель вы провели в больнице. Потом вас отправили в московский детский дом номер восемь, но пробыли вы там недолго. – Вас разыскал и забрал человек по имени Илья Спасский. Брат Андрея Спасского, убитого вашим отцом.
Продолжая пристально смотреть на Лизу, Глеб достал из кармана сигареты и продолжил:
– Спасский был полон желания отомстить вашему отцу и хотел использовать для этого вас.
Лиза поморщилась.
– Вы бредите, – резко сказала она. – Я…
– Роман Вольский решил принести в жертву одну дочь, чтобы спасти вторую. Вы стали «необходимой жертвой». Отец оставил вас в горящем доме, чтобы эксперты смогли точно опознать хотя бы один из детских трупов. И, когда вы подросли, Илья Спасский доходчиво вам это объяснил. В то время вы с ним жили за границей – сперва в Аргентине, потом в Лондоне. Спасский хотел сделать из вас орудие мести, но слишком сильно привязался к вам. Вы тоже полюбили его как отца.
Глеб достал из кармана плаща зажигалку и закурил.
– Шесть лет назад ваш приемный отец, Илья Спасский, умер, – мягко продолжил он. – Он был бездетным холостяком, поэтому оставил вам все, что имел. На его могиле вы поклялись, что отомстите вашему настоящему отцу – Роману Вольскому.
– И вас можно понять, – пробасил Толя Щербак. – Ваш отец…
– Мой отец оставил меня умирать! – внезапно выпалила Лиза, глядя на Корсака сверкающими от гнева глазами. – Он заживо сжег мою маму!
– Он больной человек, – сказал Толя Щербак.
– Он негодяй!
Лиза снова сомкнула губы. Тогда заговорил Глеб:
– Настоящий злодей в этой истории не «темный двойник» Романа Вольского, настоящий злодей – это вы. Шизофрения отца оказалась хорошей ширмой. Всех нюансов я не знаю, но… – Глеб чуть сузил глаза. – Это вы наняли бандитов Усачевского и киллера Красавчика. Это вы пустили под откос бизнес вашей сестры. И вы пришли сюда, чтобы поставить в этом деле последнюю точку.
Лиза молчала, сжав кулаки и глядя на Глеба исподлобья.
– Не делайте этого, – сказал он. – Вольский уже наказан. Его мир ограничивается стенами больничной палаты. И он никогда из нее не выйдет.
Глаза девушки мрачно блеснули, и она процедила сквозь зубы:
– Он должен попасть в ад!
– Он уже в аду, – возразил Глеб. – Под надзором своего персонального демона.
Лиза помолчала, обдумывая все, что услышала, затем тихо спросила:
– Что вы собираетесь делать?
– Дам вам время уехать из страны, – сказал Глеб.
– А потом?
– А потом сделаю эту историю достоянием гласности. – Глеб едва заметно усмехнулся. – Я ведь журналист. А журналист зарабатывает на жизнь тем, что пишет статьи.
Лиза вздохнула, потом проговорила неожиданно холодным и спокойным голосом:
– У этой истории мог быть отличный трагический финал. Но вы его испортили.
– Возможно, – согласился Глеб. – Но с некоторых пор я полюбил хеппи-энды.
Лиза еще немного помедлила, потом повернулась и, не прощаясь, забралась обратно в машину.
– В аэропорт! – приказала она водителю.
Заурчал мотор, машина тронулась с места, развернулась и покатила к шоссе.
– Мы ее больше никогда не увидим? – спросил Толя Щербак, проводив машину взглядом.
– Скорее всего, – ответил Глеб.
– И все-таки получается, что он спас обеих дочерей.
– Что? – не понял Глеб.
– Обе его дочери живы, – пояснил Толя. – И обе богаты. У него все получилось.
– Да, – задумчиво произнес Глеб. – У него все получилось.
Щербак протянул журналисту свою огромную ладонь.
– Ну, бывай, Глеб Олегович! – пробасил он, добродушно улыбнувшись. – Обращайся, если снова понадобится помощь. Сделаю тебе тридцатипроцентную скидку.
– Обязательно этим воспользуюсь, – улыбнулся Глеб.
Мужчины пожали друг другу руки, и каждый из них пошел своей дорогой.
Болезнь, при которой человек не помнит недавние события или перестает запоминать новые, хотя помнит то, что было давно (мед.).
См. роман Евгении и Антона Грановских «Никто не придет».
См. роман Евгении и Антона Грановских «Покидая царство мертвых».
См. роман Евгении и Антона Грановских «Черный король».
Чак Норрис – известный американский актер, снимающийся преимущественно в боевиках. Имеет черный пояс по карате.