— Это вы про склонность Хьюби к сатанизму?
Сьюзан вздрогнула.
— Откуда вы знаете?
Учитель мрачновато улыбнулся.
— Не все сплетни в маленьких городках передаются в открытую. Есть и секреты. Среди гуляющих по Салимову Уделу тайных слухов есть и касающиеся Хьюби Марстена. Теперь-то этот секрет — достояние десятка стариков, в том числе и Мэйбл Уэртс. Дело давнее, Сьюзан. Писаного закона о том, что некоторые истории разглашению не подлежат, нету. И все равно, как ни странно, даже Мэйбл не станет говорить о Хьюберте Марстене ни с кем вне своего круга. Нет, посудачить о его смерти они, разумеется, не откажутся. Об убийстве тоже. Но спросите их про те десять лет, что Хьюби с женой провели там, наверху, занимаясь Бог весть чем, и в игру вступит принцип губернатора — вероятно, самого близкого к табу понятия нашей западной цивилизации. Тут шептались даже, что Хьюберт Марстен крадет маленьких детей и приносит их в жертву своим адским божествам. Удивительно, что Бену так много удалось узнать. Секретность, окружающая этот момент жизни Хьюби, его жену и его дом без малого секрет племени.
— Он вышел на это не в Уделе.
— Тогда понятно. По-моему, эта теория — довольно старое парапсихологическое поветрие: люди, дескать, вырабатывают зло так же, как слизь, экскременты или кожу под ногтями. И это зло не исчезает. В частности, дом Марстена мог стать чем-то вроде споры зла, заряженным злобой аккумулятором.
— Да, Бен выразился этими самыми словами.
Сьюзан недоуменно посмотрела на него.
Мэтт сухо рассмеялся.
— Мы читали одни и те же книги. А вы что думаете, Сьюзан? В вашей философии есть нечто большее, чем небеса и земля?
— Нет, — сказала она со спокойной твердостью. — Дома — просто дома. Зло погибает с сотворением его.
— Вы подразумеваете, что неуравновешенность Бена может дать мне шанс увлечь его на ту тропинку к безумию, которую я уже прошел?
— Нет, конечно. Я не считаю вас сумасшедшим, но, мистер Бэрк, вы должны понять…
— Тише.
Он подался вперед и вздернул голову. Сьюзан замолчала и прислушалась. Ничего… только скрипнула доска. Девушка вопросительно взглянула на Мэтта, но тот покачал головой.
— Вы говорили?..
— Я просто хотела сказать, что из-за такого совпадения сейчас Бену вовсе не время изгонять бесов своей юности. С тех пор, как дом Марстена опять заселили и открылся этот магазин, в городе ходит очень много дешевых сплетен, если уж на то пошло, и про Бена тоже болтают. Известны случаи, когда обряд изгнания дьявола выходил из-под контроля и оборачивался против самого изгоняющего. По-моему, Бену нужно выбираться из города. А еще я думаю, что вы могли бы воспользоваться этим и отдохнуть.
Изгнание дьявола заставило Сьюзан вспомнить просьбу Бена сказать Мэтту о католическом священнике. Повинуясь внезапному порыву, она решила промолчать. Теперь стало достаточно ясно, почему он просил об этом, но это только подлило бы масла в огонь, который, по мнению Сьюзан, итак уже опасно разгорелся. Когда Бен спросит ее — если вообще спросит — она скажет, что забыла.
— Я понимаю, насколько безумно это должно звучать, — говорил Мэтт. — Даже с моей точки зрения. А ведь я слышал и как поднималось окно, и тот смех, и видел сегодня утром ставень, лежавший у подъездной дороги. Но, если это хоть как-то успокоит ваши страхи, должен сказать, что Бен реагировал вполне разумно. Предложил для доказательства или опровержения подвести теоретическую базу и начать с…
Мэтт снова осекся и прислушался.
На этот раз молчание затянулось, и, когда учитель опять заговорил, тихая уверенность в его голосе испугала Сьюзан.
— Наверху кто-то есть.
Она послушала. Ничего.
— Вам кажется.
— Свой дом я знаю, — тихо сказал он. — Кто-то в спальне для гостей… Вот, слышите?
И тут она действительно услышала.
Отчетливо скрипнула половица — так скрипят полы в старых домах, но Сьюзан словно бы различила в этом звуке нечто большее, невыразимо тайное.
— Я пошел наверх, — сказал Мэтт.
— Нет!
Она выпалила это, не задумываясь.
И сказала себе: ну-ка, кто там сидит у печки и думает, что ветер в трубе — это баньши?
— Прошлой ночью я боялся и ничего не сделал, и стало хуже. Теперь я иду наверх.
— Мистер Бэрк…
Они оба заговорили вполголоса. Во все жилы Сьюзан червем вползло напряжение, от которого деревенели мышцы. Может быть, наверху действительно кто-то был. Взломщик.
— Говорите, — сказал Мэтт. — После того, как я уйду, продолжайте говорить. На любую тему.
И не успела Сьюзан возразить, как Мэтт встал с места и направился в сторону коридора, двигаясь так грациозно, что Сьюзан поразилась. Один раз учитель оглянулся, но она ничего не сумела прочесть в его глазах. Мэтт начал подниматься по лестнице.
Такой быстрый поворот событий вверг рассудок Сьюзан в мир нереального. Меньше двух минут назад они спокойно обсуждали положение дел в свете электрических лампочек, не оставляющем места ирреальному. Теперь же Сьюзан было страшно.
Вопрос: если поместить психолога в одну комнату с человеком, считающим себя Наполеоном, и оставить их там на год (или на десять лет, или на двадцать), кто выйдет в итоге — два последователя Скиннера или два парня, закладывающих руку за борт пиджака? Ответ: данных недостаточно. Она открыла рот и сказала:
— В воскресенье мы с Беном собирались поехать по дороге 1 в Кэмден — знаете, тот городок, где снимали «Дом Пейтона» — но теперь, наверное, придется повременить. Там у них прелестнейшая церквушка…
Сьюзан обнаружила, что бубнит очень плавно, не останавливаясь, хотя руки на коленях стиснула так, что пальцы побелели. Голова была ясной — все эти разговоры о кровососах и зомби еще не подействовали. Волны черного ужаса испускал спинной мозг, куда более древнее сплетение нервных узлов и волокон.
6
Труднее этого подъема по лестнице Мэтту ничего в жизни не выпадало. Все — что тут еще скажешь? Остальное просто не шло ни в какое сравнение. Кроме, может быть, одного.
Мальчиком восьми лет Мэтт состоял в отряде скаутов «Детеныши». До дома (материнского логова) нужно было пройти милю. В свете позднего пополудня по дороге шагалось замечательно — просто великолепно. Но, пока они шли к дому, спускались сумерки и освобождали разверзавшиеся под ногами длинные, извилистые тени, а если компания горела особенным энтузиазмом и загуливалась допоздна, домой приходилось отправляться затемно. Одному. Одному. Да, вот ключевое слово, самое ужасное в английском языке.
Свечку убийцам не держат, а ад — всего лишь бледный синоним…
