24
Сон Брайана вернулся к нему с ужасающей четкостью: Энн, прижимающая руку к щели в фюзеляже, слова «ТОЛЬКО ДЛЯ ПАДАЮЩИХ ЗВЕЗД», краснеющие на стене.
Давление.
Видишь, дорогой? Я обо всем позаботилась.
— О чем он, Брайан? — спросил Ник. — В его словах что-то есть, я это вижу по твоему лицу. Что именно?
Брайан словно и не услышал его. Он смотрел на семнадцатилетнего музыканта-студента, который, возможно, указал выход из западни.
— А что потом? — спросил он. — После того, как мы пролетим через дыру? Как мне проснуться, чтобы посадить самолет?
— Может, кто-нибудь объяснит, о чем речь? — взмолилась Лорел.
Ник обнял ее здоровой рукой.
— Алберт предлагает усыпить нас с помощью вот этой штуковины. — Брайан похлопал по реостату на приборном щитке, реостату с маркировкой «ДАВЛЕНИЕ КАБИНЫ».
— Ты действительно можешь это сделать, дружище? Действительно можешь?
— Да, — кивнул Брайан. — Я знал пилотов, пилотов чартерных рейсов, которые именно так и поступали, если пассажиры перебирали выпивки и ситуация на борту грозила выйти из-под контроля. Отключить пьянчугу снижением давления в салоне — пара пустяков. Чтобы заснули все, давление придется понизить чуть сильнее, примерно до половины атмосферного давления на уровне моря. Все равно что человек решил подняться без кислородной маски на высоту двух миль. Раз! И он в ауте.
— Если это возможно, почему таким способом не борются с террористами? — спросил Боб.
— Потому что есть кислородные маски, не так ли? — ввернул Алберт.
— Да, — кивнул Брайан. — В самом начале полета на реактивном пассажирском лайнере стюардессы показывают, как ими пользоваться… натяните на рот и нос и дышите как обычно, помните? Они выскакивают автоматически, как только давление в салоне падает ниже двенадцати пси.[11] Если пилот захваченного самолета попытается вырубить террориста понижением давления, террористу достаточно схватить маску, натянуть на лицо и начать стрелять. На маленьких реактивных самолетах такого нет. Если давление в салоне падает, каждому пассажиру приходится самому доставать маску из ниши, где она хранится.
Ник взглянул на хронометр. В их распоряжении осталось лишь четырнадцать минут.
— Я думаю, нам пора переходить от слов к делу. Время поджимает.
— Еще нет. — Брайан вновь смотрел на Алберта. — Я смогу вывести нас на временную дыру, Алберт, смогу аккуратно снизить давление в салоне, и я уверен, что дыру мы проскочим. Но на вопрос Лорел ответа у нас по-прежнему нет. Кто посадит самолет, если мы все будем спать?
Алберт открыл рот, чтобы тут же закрыть его и покачать головой.
А заговорил Боб Дженкинс. Голосом судьи, выносящего окончательный, не подлежащий обжалованию приговор.
— Я думаю, самолет посадите вы, Брайан. Но кому-то придется ради этого умереть.
— Объясните, — коротко бросил Ник.
Боб объяснил. Много времени для этого не потребовалось. Когда он заканчивал, к маленькой группе присоединился и Руди Уэрвик.
— Получится, Брайан? — спросил Ник.
— Да, — рассеянно ответил Брайан, но думал он совсем о другом. — Почему нет? — Он посмотрел на хронометр.
Осталось одиннадцать минут Одиннадцать минут, чтобы перебраться на другую сторону временной дыры. Одиннадцать минут, чтобы вывести самолет на нужный курс, перепрограммировать навигационный компьютер и пролететь сорок миль.
— Но кто это сделает? Будем тянуть спички? — спросил Боб.
— В этом нет необходимости, — тут же ответил Ник, легко и непринужденно, словно речь шла о пустяке. — Это сделаю я.
— Нет! — воскликнула Лорел; глаза ее широко раскрылись, потемнели. — Почему ты? Почему ты должен это сделать?
— Заткнитесь! — прошипела Бетани. — Если он этого хочет, его право!
Алберт взглянул на Бетани, на Лорел, вновь на Ника. Внутренний голос, не очень настойчивый, шептал ему, что вызваться должен он, ведь эта работа как раз для выжившего в битве при Аламо или для Аризонского Еврея. Но он очень любил жизнь… и еще не хотел обрывать ее. Поэтому он открыл рот и закрыл, не произнеся ни слова.
— Почему ты? — не успокаивалась Лорел. — Почему мы не можем тянуть спички? Почему не Боб? Или Руди? Почему не я?
Ник взял ее за руку:
— Выйди со мной на минутку.
— Ник, времени у нас совсем ничего. — Брайан пытался изгнать из голоса дрожь… а может, отчаяние или даже панику.
— Я знаю. Делай все, что надо.
И Ник потянул Лорел за дверь.
Она попыталась упереться, потом сдалась. Ник остановился в маленькой нише-кухне, повернул девушку лицом к себе. Их разделяло лишь четыре дюйма, и в этот момент она окончательно все поняла: именно такого мужчину надеялась она найти в Бостоне. А он все время был рядом, в самолете. В открытии этом не было ничего романтического: Лорел охватил ужас.
— Я думаю, у нас могло что-то получиться, у тебя и меня, — начал он. — Как по-твоему, я не ошибаюсь? Если нет, так и скажи. Ходить вокруг да около некогда. Счет идет на секунды.
— Да. — У нее пересохло во рту. — Полагаю, ты прав.
— Но мы этого не узнаем. Не сможем узнать. Все канет в Лету, не так ли? Время… и сон… и незнание. Но спасать вас должен я. Я пытался прикинуть, а что я сделал за всю свою жизнь, и получилось: только грешил. Это мой единственный шанс искупить содеянное, и я не хочу его упускать.
— Я не понимаю, что…
— Ты — нет, зато я очень даже понимаю, — Ник говорил быстро, слова наскакивали друг на друга; он взял Лорел за локоть, подтянул к себе. — Ты ведь летела к любовнику, Лорел?
— Я не понимаю, о чем…
Ник ее тряхнул.
— Повторяю, некогда ходить вокруг да около. Ты летела к любовнику?
— Я… да.
— Ник! — позвал из кабины пилотов Брайан.
— Иду! — прокричал он. — Я попрошу тебя слетать еще в одно место. Если ты вернешься в Лос-Анджелес живой и согласишься.
Лорел молча смотрела на него. Губы ее дрожали. Голова отказывалась что-либо соображать. Держал он ее очень крепко, но поняла она это потом, когда увидела синяки, оставленные его пальцами. В этот момент куда сильнее была хватка его глаз.
— Слушай. Слушай внимательно. — Ник помолчал, а потом заговорил четко и размеренно: — Я собирался покончить с этим. И уже принял окончательное решение.
— Покончить с чем? — пискнула Лорел.
Ник нетерпеливо замотал головой.
— Не важно. Главное в другом, веришь ты мне или нет? Веришь?
— Да. Я не знаю, о чем ты говоришь, но верю, что говоришь искренне.
