«На болотах иногда происходят странные вещи», – вновь всплыло в памяти.
«И не только на болотах, – добавил незримый собеседник. – Жизнь вообще полна странностей».
Духота августовской ночи постепенно развеивалась. С озера потянуло промозглым холодком. Сережа почувствовал легкий озноб и передернул плечами. Ночные небеса усыпало отборной, яркой звездой. Красноватым огнем мрачно горел Марс. Большая Медведица наклонила свой ковш прямо над ним. Холодно сияла Полярная звезда. Мироздание, несомненно, пребывало в равновесии, и никакие мелкие чудеса не могли нарушить это равновесие. Вечность медленно вращалась над Сережиной головой.
«Интересно, тот, кто сидит в избушке, все еще там? – вдруг подумал наш герой. – А что, если попробовать пообщаться с ним? В конце концов, чего уж теперь бояться».
Он направился к домику, некоторое время потоптался перед лестницей, потом решительно стал подниматься по ступенькам.
Дверь, как прекрасно помнил Сережа, в начале событий хлопавшая как бешеная, на этот раз была плотно притворена. Сережа решительно распахнул ее. Мрак. А ведь еще совсем недавно ее внутреннее пространство как будто освещало зловещее мерцание цвета затухающих углей.
Есть тут кто? – громко спросил Сережа.
А тебе какое дело? – донеслось из темноты.
Сережа вздрогнул от неожиданности, но присутствия духа не потерял.
Вы – живой? – вновь задал вопрос он.
Не то чтобы очень.
«Ага-ага, – произнес про себя Сережа. – Неживой, значит». Некоторое время он обдумывал это признание, потом вновь принялся расспрашивать:
А как вас зовут? Имя есть какое?
Степаном величали…
Вы тут живете?
Обрекли. Да разве это жизнь. Жизнь давно кончилась. А это… не знаю, как назвать… Страдание, прозябание… Нет, не то… Вонючая, гнилая пустота, как эти болота… И мука, непереносимая мука! Горю я весь! – вдруг завизжало нечто. – Палят меня, терзают, жгут…
Да как же это может быть? Кто вас жжет?
Тебе не понять, малый. На тебе вон креста нет.
Что вам всем этот крест дался? – неожиданно для себя воскликнул Сережа. – Ну не крестили меня в детстве, и что из этого следует?
А то! – отозвался Степан. – Поэтому и спасся. Не утянули тебя эти в омут. И давеча, в трясине… Водяной дедушка на прочность проверял… И, видать, ты ему приглянулся. А если бы на тебе крест был, непременно бы сгубили. Обычай у них такой. Не могут они выносить присутствия чужого бога, который загнал их в эту глушь.
Какого такого чужого бога?
Да Христа! Неужели не понятно? В иные времена народ им поклонялся. Жертвы приносил… А пришло время – низвергли. Вот они в эту глушь и забрались, поскольку силенок не хватило сопротивляться. Раньше-то, в иное время, веселые были, а потом озлобились. И стали нечистью прозываться. Вот крещеную душу и губят. Забредет какой дурень в эти гиблые края – они и рады. Сначала потешатся, покуражатся, а потом вовсе изведут.
– И тебя извели?
Нет, у нас с маменькой другое. За грехи наказаны.
За какие грехи?
Не нужно тебе знать этого. Наша печаль. И вот теперь я тут… а маменька в омуте. Вот если бы удалось нам соединиться, тогда бы и кончились страдания. Но не дают эти, почитай, каждую ночь мучают. Зимой только и отдыхаю. Они спят в своем омуте, а я тут, в трущобе. Зимой, правда, сюда охотники забредают вроде тебя. Ну я их, того… Пугаю малость. Правда, давно никого не было. Боятся, видать.
А показаться можешь? – вдруг расхрабрился Сережа.
Отчего же, можно. Смотри, коли не боишься.
Внутренность избушки вдруг осветилась кроваво-красным светом, и в углу возник силуэт человека. Вначале он был почти прозрачен, но постепенно загустел, словно оделся в плоть. Теперь Сережа различил: перед ним стоит совсем молодой человек, почти ребенок, но одновременно присутствовало в нем и нечто старческое – отсутствие волос на голове, поджатые губы, опущенные плечи. Человек был абсолютно наг. И что еще поразило Сережу – огромные, в пол-лица, слабо мерцающие глаза.
Кабы с маменькой соединиться, – вновь произнес призрак.
Но как это сделать? – спросил Сережа.
Не ведаю… Наверное, когда-нибудь узнаю, времени достаточно. А пока принужден тут обитать. Приговорен…
А если спалить твою избушку. Могу посодействовать.
Спалить, говоришь? А я куда?
На свободу.
Ой нет! Еще хуже будет. Так хоть какой-никакой, а приют. А иначе буду я по этим пустошам скакать да волком выть. Тут есть такие бесприютные… Затерянные души. Ночами они вокруг блукают. И воют от тоски. Воют и воют…
Откуда же они взялись?
Не ведаю. С давних времен тут бродят. Убиенные, заложные, некрещеные младенцы, проклятые родителями, да мало ли…И скитаются по пустошам, клубятся в потемках… У меня хоть место свое есть.
А я, понимаешь, не верил в вас, – растерянно сообщил Сережа.
Многие не верят, – равнодушно отозвался призрак, – пока сами не столкнутся. А уж тогда… Ты вот мужик крепкий, а иные разума лишаются, мозги набекрень становятся. И сами в трясины забредают, а тем это как раз и нужно. И вот еще одна неприкаянная душа появляется.
Так, значит, из болот выбраться невозможно?
Почему же? Очень даже возможно. Главное, не страшиться. И осторожность, конечно, нужна. Ты выйдешь, не сомневайся. А может, кто и подсобит.
Кто подсобит?
Ну, не знаю, – уклончиво произнес призрак. – Тут не только чудища встречаются. Есть и такие, которые помогают.
Чем больше Сережа смотрел на странное создание, ведшее с ним беседу, тем сильнее ему казалось, что все происходящее ему снится. Вскоре он уже не мог понять: где сон, где явь. В глаза словно кто-то бросил горсть песка. Веки слипались. Он держался только силой воли, однако и она вскоре иссякла. Перед глазами завертелись разноцветные круги, которые рассыпались фейерверком разноцветных огненных искр. И он исчез из реальности. Да и был ли он в ней?
Но вот пришло новое утро, вернее, день, потому что, когда Сережа пробудился, светило стояло в зените. Открыв глаза, он первым делом посмотрел в тот угол, в котором чудился ему Степан. Естественно, там никакого призрака не наблюдалось. Убогие стены, сквозь щели которых пробивались солнечные лучи, вот и все, что узрели его заспанные глаза.
«Было или не было»? – в который уж раз задал он себе все тот же идиотский вопрос.
Было? – произнес он вслух, обращаясь к лежащему рядом Валету. Собака вяло махнула хвостом: мол, понимай как хочешь.
«Нужно отсюда выбираться, – подумал юноша, – иначе можно вовсе свихнуться». Хотя, с другой стороны, он почти привык к чудесам и первоначальной оторопи уже не испытывал.
Сережа поднялся, подхватил свой верный «бюксфлинт» и спустился на улицу. Задувал легкий ветерок, шелестевший верхушками камыша, свистали какие-то неведомые птахи. Пес подбежал к самому краю воды, обратил морду к дальнему берегу озера и залаял.
