Поэтому я решаю сесть рядом с ним на пол прямо здесь, в туннеле. Я жестом приглашаю его устроиться рядом с собой. И говорю ему чистую правду:
— Я не хотела, чтобы ты возненавидел меня.
Он смотрит куда-то в пол и выдает:
— А я не питаю к тебе никакой ненависти.
— Правда?
Он хватается пальцами за шнурки. Вздыхает. Качает головой.
— И мне совсем не нравилось все то, что они говорят про тебя, — сообщает он мне, но уже гораздо тише. — Другие мальчики. Они говорят, ты вредная и гадкая, а я им сказал, что нет. Я говорил, что ты спокойная и милая. И что у тебя очень красивые волосы. А они мне не верят и думают, что я вру.
Меня как будто ужалили в сердце. Я шумно сглатываю.
— Ты и вправду считаешь, что у меня красивые волосы?
— Почему ты убила его? — спрашивает меня Джеймс. Он широко раскрыл глаза, он готов выслушать меня и понять. — Он что же, хотел сделать тебе что-то плохое? Ты испугалась?
Перед тем как ответить, я несколько раз вдыхаю и выдыхаю.
— Ты помнишь, — начинаю я, чувствуя себя при этом не слишком уверенно, — что Адам тебе рассказывал про меня? Ну, то, что, когда я прикасаюсь к кому-нибудь, это вызывает сильную боль?
Джеймс кивает.
— Ну так вот, что-то в этом роде и произошло, — говорю я. — Я коснулась его, и он умер.
— Но почему? Почему ты трогала его? Потому что ты хотела, чтобы он умер?
Мое лицо становится фарфоровым. И я чувствую, как оно раскалывается на кусочки.
— Нет, — отвечаю я, мотая головой. — Но я тогда сама была еще девочкой, года на два постарше тебя. Я не понимала, что я делаю. И я не знала, что могу убивать людей одним только прикосновением. Это было в магазине. Он упал, а я хотела помочь ему подняться на ноги. — Долгая пауза. — Это было не нарочно, несчастный случай.
Некоторое время Джеймс молчит.
Он смотрит на меня, потом на свои кроссовки, на колени, подтянутые к груди. Наконец, на землю, после чего начинает говорить:
— Прости, что я так злился на тебя.
— Прости, что не рассказала тебе сразу всю правду, — шепчу я в ответ.
Он кивает. Чешет кончик носа. Смотрит на меня:
— Значит, мы снова будем друзьями?
— А ты хочешь быть моим другом? — Я часто моргаю, чтобы прогнать жалящие глаза слезы. — Ты меня не боишься?
— А ты будешь делать мне больно?
— Никогда.
— Тогда почему я должен тебя бояться?
Я смеюсь в основном потому, что мне не хочется расплакаться. Я киваю ему снова и снова, не в силах остановиться.
— Да, — говорю я, — давай снова будем друзьями.
— Хорошо, — отвечает он и поднимается со своего места. — Потому что я больше не хочу в столовке сидеть за одним столиком с теми мальчишками.
Я тоже встаю и отряхиваю пыль со своего костюма.
— Тогда питайся вместе с нами, — предлагаю я. — Ты можешь подсаживаться за наш столик.
— Отлично. — Он кивает. Потом снова смотрит куда-то в сторону. Тянет себя за мочку уха. — А ты знала, что Адам постоянно ходит такой грустный? — И он обращает ко мне взгляд своих синих глаз.
Я не могу говорить. Не в состоянии выговорить ни единого слова.
— Адам говорит, что ему грустно из-за тебя. — Джеймс смотрит на меня так, будто ждет, что вот сейчас я скажу что-то такое, что опровергнет его слова. — Ты ведь тоже случайно причинила ему боль, да? Его переводили в медицинский отсек, ты об этом знала? Он болел.
Мне начинает казаться, что сейчас я распадусь на составные части, прямо здесь и сейчас, но этого почему-то не происходит. Я не могу ему лгать.
— Да, — говорю я Джеймсу. — Я случайно сделала ему больно, но теперь… теперь я к нему не подхожу. А поэтому я больше не могу причинить ему боль.
— Тогда почему он все равно грустный? Если ты больше не делаешь ему больно?
Я мотаю головой, сжимаю губы, потому что не хочу плакать и не знаю, что ему ответить. Похоже, Джеймс все понимает.
Он внезапно обнимает меня.
Обнимает меня. Прижимается ко мне и просит меня не плакать, потому что он верит мне. Он верит в то, что я причинила боль Адаму случайно. И тому маленькому мальчику тоже. Потом внезапно добавляет:
— Только сегодня будь осторожна. И надери им задницы как следует, ладно?
Я поражена. И не только тем, что он употребил грубое слово, но он впервые сам коснулся меня. Я стараюсь не нарушать этого контакта по возможности дольше, но мне кажется, что мое сердце растаяло окончательно и теперь плещется где-то на полу крохотной лужицей.
И только потом до меня доходит: о нашей операции здесь знают буквально все.
Джеймс и я вместе заходим в столовую, и я уже вижу, что на меня смотрят по-другому. Лица, обращенные на меня, полны гордости, надежды и понимания. И никакого страха. Никакого подозрения. Значит, я совершенно официально стала одной из них. Я буду сражаться вместе с ними, за них, против нашего общего врага.
Я понимаю их взгляды, потому что начинаю вспоминать, что это за чувство.
Надежда. Это как капля меда, весеннее поле цветущих тюльпанов. Это свежесть дождя, обещание, произнесенное шепотом, безоблачное небо. Это идеальный знак препинания в конце предложения.
И единственное в этом мире, что продолжает держать меня на плаву.
— Мы, конечно, не хотели, чтобы все происходило именно так, — говорит мне Касл, — но, к сожалению, далеко не все всегда идет по плану.
Меня, Адама и Кенджи готовят к операции. Мы собрались в одной из комнат для тренировок. Кроме нас тут присутствуют еще пять человек, которых я раньше вообще не знала. Они отвечают за оружие и наше обмундирование. Это просто невероятно — каждый человек в «Омеге пойнт» имеет свою определенную работу и занят конкретным делом. Каждый вносит свой вклад в достижение обшей цели.
И все они работают вместе.
— Кроме того, мы до конца так еще и не поняли, мисс Феррарс, как и почему вы способны делать то, что вы способны делать. Я только надеюсь на то, что, когда наступит нужный момент, ваша энергия проявит себя должным образом. Такие стрессовые ситуации идеальны для того, чтобы спровоцировать наши способности. Дело в том, что семьдесят восемь процентов членов «Омеги пойнт» узнали о том, что обладают своими талантами именно в критических ситуациях, когда их жизни угрожала опасность.
Да уж… Я ничего ему не отвечаю, но, похоже, он абсолютно прав.
Касл берет у одной из присутствующих в комнате женщин какой-то предмет. Кажется, ее зовут Алия.
— И вам не следует ни о чем беспокоиться, — добавляет он. — Мы будем рядом и, в случае чего, отреагируем как следует.
Правда, я ни разу и ничем не дала ему понять, что обеспокоена. Во всяком случае, вслух я ничего такого не произносила.
