Алиса прижала его к себе. Джордан попытался вырваться, потом сдался.
– Вот что я тебе скажу, – Том посмотрел на мальчика. – Давай мы его укроем… укроем от холода… а потом я почитаю ему стихи. Идет?
– Вы действительно знаете стихи на память?
– Действительно знаю.
– Вы такой умный, Том. Спасибо, – и Джордан благодарно улыбнулся.
Могилу они закидали быстро, хотя в конце понадобилось взять землю с других грядок, чтобы выровнять могилу и насыпать холмик. К тому времени, когда они закончили, Клай снова вспотел, и в нос бил запах собственного пота. О душе же не приходилось и мечтать.
Алиса попыталась удержать Джордана, но он вырвался и голыми руками бросал землю в могилу. И когда Клай боковой поверхностью лопаты выравнивал края, глаза мальчика уже остекленели от усталости, и его качало, словно пьяного.
Тем не менее, он посмотрел на Тома.
– Давайте. Вы обещали, – Клай ожидал, что Джордан добавит: «И постарайтесь, чтобы стихи были хорошими, сеньор, а не то я пущу в вас пулю», – с характерным выговором бандита-убийцы из какого-нибудь вестерна Сэма Пекинпа.[98]
Том встал у могилы, Клай подумал, что там, где покоилась голова, но от усталости точно вспомнить не мог. Чего там, он не мог вспомнить, как звали директора, Чарльз или Роберт. Щупальца тумана уже охватывали стопы и лодыжки Тома, пробирались между высохших стеблей фасоли. Он снял бейсболку.[99] Обнажила голову и Алиса. Клай поднял руку к голове, прежде чем вспомнил, что она и так непокрытая.
– Это правильно! – воскликнул Джордан. Он улыбался. – Шляпы долой! Шляпы долой в честь директора, – сам он был без головного убора, но снял воображаемую шляпу и подбросил в воздух, вновь заставив Клая испугаться за его психику. – А теперь, стихотворение. Давайте, Том!
– Хорошо, – кивнул Том, – только ты должен стоять тихо. Выкажи уважение.
Джордан приложил палец к губам, показывая, что все понимает, и по рвущему сердце горю в глазах над поднятым пальцем Клай понял, что мальчик еще не лишился разума. Друга – да, но не разума.
Клай ждал, его интересовал выбор Тома. Он ожидал услышать что-нибудь из Фроста, может, даже из Шекспира (директор наверняка одобрил бы Шекспира, даже «Когда мы снова встретимся втроем»), а может, даже что-нибудь свое, из-под пера Тома Маккорта. Чего он никак не ожидал, так это размеренных строк молитвы, слетевшей с губ Тома.
– Не лишай нас своего милосердия, Господь; пусть твоя любовь и твоя истина всегда защищают нас. Ибо бесчисленные беды нас окружают; грехи наши сокрушают нас, и мы слепы. Грехов у нас больше, чем волос на голове, и наши сердца нас подвели. Пожалуйста, Боже, спаси нас; Господи, приди скорее, чтобы помочь нам.
Алиса держалась за свою кроссовку и плакала у изножия могилы. Стояла с поникшей головой. Всхлипывала часто и тихо.
Том продолжал, протянув руку над свежей могилой, ладонью вниз, с сжатыми пальцами.
– Пусть всех, кто жаждет взять наши жизни, как была взята эта, постигнет стыд и замешательство. Пусть тех, кто желает нашей погибели, ждет бесчестие. Пусть те, кто говорит нам: «Ага! Ага!» – придут в ужас от своего бесстыдства. Вот лежит мертвый, соль земли…
– Я так сожалею, директор! – дрожащим голосом вскричал Джордан. – Я так сожалею, это неправильно, сэр! Я так сожалею, что вы умерли… – его глаза закатились, и он упал на свежую могилу. Туман тут же распластал по нему жадные белые пальцы.
Клай поднял его, пощупал пульс на шее. Сильный и ровный.
– Просто лишился чувств. Что ты такое декламировал, Том?
Том покраснел, смутился.
– Довольно вольную адаптацию сорокового псалма. Давайте отнесем мальчика в дом.
– Нет, – возразил Клай. – Если он не очень длинный, дочитай до конца.
– Да, пожалуйста, – присоединилась к Клаю Алиса. – Дочитай. Он прекрасен. Прямо-таки бальзам на рану.
Том вновь повернулся лицом к могиле. Возможно, брал себя в руки, а может, вспоминал, откуда нужно продолжить: «Вот лежит мертвый, соль земли, а здесь стоим мы, живые, бедные, страждущие. Господи, подумай о нас. Ты – наше спасение и наша надежда. Господи, не мешкай. Аминь».
– Аминь, – хором повторили Клай и Алиса.
– Давайте отнесем мальчика в дом, – повторил Том. – Тут чертовски холодно.
– Тебя этому научили святые Ханны из Первой церкви Христа-искупителя Новой Англии?
– Да, – кивнул Том. – Я многие псалмы знаю наизусть, за это полагался дополнительный десерт. Еще меня научили просить милостыню на углах и за двадцать минут подсовывать листовки под дворники всех автомобилей на стоянке у универмага «Сирс» с проповедью «Миллион лет в аду» и «Ни одного глотка воды». Давайте уложим мальчика в постель. Готов спорить, завтра он будет спать до полудня, а проснется в куда лучшем состоянии.
– А что будет, если придет этот мужчина с порванной щекой и увидит, что мы еще здесь, хотя он велел нам уйти? – спросила Алиса.
Клай подумал, что это хороший вопрос, но не тот, над которым нужно долго размышлять. То ли Порватый даст им еще один день, то ли не даст. И когда Клай с Джорданом на руках вернулся в дом, он понял, что слишком устал, чтобы тревожиться из-за завтрашнего решения Порватого.
Где-то в четыре утра Алиса пожелала Клаю и Тому спокойной ночи и поплелась спать. Двое мужчин сидели на кухне, пили ледяной чай, много не разговаривали. Похоже, говорить было не о чем. Потом, где-то перед самым рассветом, до них долетел еще один из этих ужасных стонов, долетел издалека, с северо-востока, выкатившись из тумана. Стон этот завибрировал в воздухе, как крик призрака в старом фильме ужасов, потом начал таять, и тут же ему ответил куда более громкий стон, из Гейтена, куда Порватый увел свое новое, большое стадо.
Клай и Том вышли на парадное крыльцо, раскидывая барьер из оплавленных бумбоксов, чтобы добраться до лестницы. Ничего не смогли увидеть. Весь мир стал белым. Какое-то время постояли, потом вернулись в дом.
Ни стон смерти, ни ответ гейтенских мобилопсихов не разбудили ни Алису, ни Джордана. Том и Клай могли этому только порадоваться. Атлас дорог, мятый, с загнутыми углами, лежал на разделочном столике в кухне. Том пролистал его.
– Возможно, кричали в Хуксетте или Санкуке. Это большие города на северо-востоке… большие для Нью-Хэмпшира. Интересно, скольких они убили. И как они это сделали.
Клай покачал головой.
– Надеюсь, что много, – Том сухо, невесело улыбнулся. – Надеюсь, не меньше, чем мы, и они медленно поджаривались. Я думаю об одной ресторанной сети, которая рекламировала жареных кур. Мы уходим завтра ночью?
– Если Порватый позволит нам пережить день, полагаю, нам придется уйти. Или ты так не думаешь?
