Родившийся под счастливой звездой заяц, чудом разминувшись с пулей Ахмеда, ускакал в темноту.
Майор Роман Лисовский по прозвищу Лис славился тем, что ни разу, никогда и ни при каких обстоятельствах не попадал лапой в капкан, хотя капканов на его путях хватало. Пару раз впрямую нарушал приказ, балансируя на грани трибунала, а впоследствии выяснялось, что и майор и его люди опять избежали заботливо подготовленной мясорубки…
Поговаривали, что он экстрасенс, обладающий шестым чувством. Другие выражались проще: чутье. Верхнее, как у сеттера. Может, оно и так. Но сам майор старался своему иррациональному чувству — «впереди засада!» — находить логичные объяснения. Обычно получалось.
Вот и сейчас майор призвал на помощь логику. Попробовал сыграть за противника. И понял, что тупо уничтожать людей, любопытствующих: что же такое происходит на объекте? — бесполезно. Рано или поздно пошлют таких, кого уничтожить не получится. Гораздо спокойнее утолить законное любопытство. Всучить очередным разведчикам тщательно проработанную правдоподобную дезу.
Но такой трюк возможен только при одном условии. При наличии в разведгруппе своего человека. Который предупредит о появлении незваных гостей, и ненавязчиво направит их внимание куда надо, и проследит, чтобы на глаза или в руки не попало чего ненужного. Для пущего правдоподобия не помешает небольшой огневой контакт, да и пара-тройка жмуриков с той и другой стороны придаст лишнюю достоверность, чтобы с боем вырвавшиеся были уверены, и под любой сывороткой правды твердили бы: «Да! да! да! выдрали из пасти у врага сокровенные тайны…»
Но чтобы такая достаточно сложная инсценировка прошла как по маслу, человек с той стороны должен иметь связь.
Постоянную. Надежную…
Возможность связаться в любой момент с кем угодно была лишь у Оленьки. У Оленьки, которую майор знал пять лет. У застенчивой, краснеющей от солдафонских шуток, милой, улыбчивой Оленьки…
Впрочем, сейчас она не улыбалась. Рот был растянут в уродливом оскале. На зубах — мелких, белых, ровненьких — кровь, в свете фонаря казавшаяся черной. Шея вывернута под неестественным углом.
Майор поднял палец к переносице — характерный жест привязался за последние недели. Хотя очков на носу не было, надел перед операцией контактные линзы.
— Переборщил ты, Петро, — сказал Лисовский. Особого недовольства в голосе не чувствовалось — так, легкая досада.
— Ну так… Ждать, пока бы вас завалила? Кто же знал, что у нее пушка в рукаве? А у меня удар на мужиков поставлен, у них и кости потолще, и мышца побольше… И что теперь делаем, командир?
— То, что запланировано. Только отвлекающее направление станет основным, пойдем через пролом, никто нас там ждать не будет, — сказал майор и посмотрел на часы. — Сейчас должно рвануть…
И тут рвануло.
Допрашивать Деточкина оказалось одно удовольствие.
Начав говорить, он хоть и с запинкой, но безостановочно вываливал все, что знал: о системе охраны штаба, вивария и вертолетной площадки, о количестве бойцов, о времени смены караулов… Даже не приходилось использовать в качестве стимула десантный нож — Надежда продолжала держать его приставленным к горлу пленника больше для проформы.
Вопросы задавал Стас, и после десятиминутной беседы констатировал:
— Суду все ясно. Можно начинать…
— Подожди, подожди… — вмешалась Надежда. — Самое-то главное: чем вы тут занимаетесь? О чем кино-то?
— Ну так…. объектов испытываем… в полевых, значит, условиях… телеуправление там, телеметрия… в городе-то как же, правильно?..
— Каких еще объектов? Давай с начала, и с подробностями.
— Время, Надюша, — напомнил Стас.
— Успеем, — отрезала она. — Излагай быстро.
И Деточкин изложил…
— Та-а-ак… — нехорошо протянул Стас. — Мозги решил дядя попарить. Понял, что больше он нам вроде и незачем. Триллер Стивена Кинга придумал пересказать… Чтобы мы от его оборотней о…ели и потащили дядю на горбу для дальнейшей беседы. Всё, хватит. Кончаем его и делаем дело.
Деточкин пытался что-то лепетать, но никто его не слушал.
— Мог бы что попроще придумать, — сказал Миша, до сих пор молчавший. — Давайте-ка упакуем и оставим тут полежать. Проверить всю бодягу недолго.
Стас был настроен непримиримо:
— Нашумим — некогда будет за ним возвращаться. Кончаем— и пошли.
Деточкин, похоже, от этого диалога вконец утратил чувство реальности. И попытался совершить не то суицид, не то подвиг — широко разинул рот с явным намерением заорать. Надя стиснула ему глотку почти машинально, не переставая мысленно прокачивать варианты. Вместо вопля наружу вырвалось слабое побулькивание. А Надежда на правах старшего группы поставила точку в споре:
— Этого — с собой. Хоть и врет, но интересно. В любом разе знает много. Действуй, Миша.
Миша действовал со сноровкой бывалого упаковщика — меньше чем через минуту у Деточкина был заклеен рот, а от высоко стянутых за спиной рук к горлу шла удавка, не позволяющая совершать пресловутыми руками какие-либо манипуляции.
Надежда оттянула обшлаг комбинезона. Посмотрела на светящиеся стрелки часов. До отвлекающего взрыва оставалось меньше шести минут.
Стас, похоже, смирился с тем, что пленник останется жить. Спросил:
— Ну и что? Будем проверять эту бредятину? За клетками попремся? Или как планировали — взрываем сейф, выгребаем, что есть, и к майору, на вертолетную?
Надежда ответила почти не раздумывая, время поджимало:
— Оборотни там, вервольфы или снежные человеки — неважно. Да хоть зомби ожившие… Сами видели на снимках, как они виварий свой берегут. Значит — важно. Значит, есть что беречь. Действуем так: разделимся, двое и этот — к клеткам. Один — в штаб, за бумагами. Если гусь не наврал, то в одиночку добраться до сейфа можно. Особенно когда наши шумнут на периметре… Короче, нужен доброволец.
Она внимательно посмотрела на Мишу, потом перевела взгляд на Стаса. Хотя смотри или не смотри, выражение лиц под капюшонами не больно-то разглядишь…
— Я пойду, — быстро сказал Стас. — Хотя лучше бы втроем. Нехрен на этот звездеж время тратить…
Они разделились.
…Стас спустя пару минут прокрался вдоль стены бывшего штаба к окну. Как Деточкин и обещал, решетка была снята, стояла снизу, прислоненная к стенке, — не успели вставить ее на место, смонтировав по июльской жаре кондиционер… Два фонаря у бывшего, умирающего плаца (молодая поросль там пробила, расколола серый бетон) достаточно освещали место действия — и Стас затаился в густой тени жасмина, во время оно подстриженного до миллиметра ровно, по линеечке, — самая та для «черпаков» работенка, — а ныне растущего буйно и неухоженно.
