— Туше. Разница в том, что у меня были сомнения насчёт ссоры с Отцом. Её было. Когда группа нас попыталась вернуться, ты видишь результат.
У меня в мозгу лязгают маленькие шестерёнки. Я выглядываю в окно.
— Падаль, атаковавшая моих подчинённых. Они адовцы, не так ли?
Малифас кивает.
— Те, кто хотел вернуться со мной, чтобы броситься к стопам Бога, надеясь получить его бесконечное милосердие. То, что они получили, ты видел в роще. Я получил эту тюрьму.
Я достаю «Проклятие». Закуриваю и предлагаю ему. Он берёт её, нюхает и возвращает мне.
— Пахнет ужасно. Это то, что вы курите сейчас в Пандемониуме? Травите себя этим?
— У нас есть все виды отравы. Тебе нужно попробовать Царскую водку. А может в грузовике осталось немного салата «Единорог», если хочешь попробовать.
Он качает головой.
— Что за глупый мир мы создали вместе. Он должен был соперничать с Небесами, но обернулся ещё большими разрушениями.
— Знаешь, что забавно? — говорю я. — Угадай, где сейчас Самаэль?
— Боюсь, у меня пропал аппетит к играм.
— Он снова на Небесах. У него тоже были сомнения насчёт ссоры. По крайней мере в той части, что касалась войны. Он вернулся наверх, чтобы помириться со стариком.
Лицо Малифаса расплывается в улыбке. Он прислоняется к стене и посмеивается.
— И сколько вечностей ему для этого потребовалось и ещё один дурак на роль Люцифера.
Я выдыхаю «Проклятие» и задумываюсь.
— Возможно всё не так плохо, как ты думаешь. Полагаю, Самаэль держал меня за болвана, когда смылся из города и оставил мне эту работу. Возможно, всё это было ради встречи с тобой. Возможно, он не решался увидеться с тобой, а может знал, что ты не захочешь видеть его. Возможно, я здесь для того, чтобы развеять миф. Выпустить тебя и напомнить всем, что здесь произошло на самом деле.
Он переводит взгляд на меня.
— Думаешь, он на самом деле такой сострадательный?
«Проклятие» в хорошем смысле жжёт мне горло.
— Случались и более странные вещи.
Малифас подходит ко мне, разгоняя рукой дым. Он шепчет.
— Знаешь, что я думаю? Думаю, он прислал тебя. Но не из того сострадания, что ты имеешь в виду.
Я чувствую, как нож проскальзывает снизу под доспех. Малифас вонзает его два-три раза, поворачивая лезвие и удерживая на месте.
— Думаю, он прислал тебя сюда в качестве жертвы. Он ушёл и отдаёт ад обратно мне. Я сожгу дотла Пандемониум. Енох будет новым адом, а это будет дворец Люцифера Малифаса.
Он вытаскивает клинок и засовывает обратно под рукав своей одежды. Я падаю на колени. Он пинает меня ногой. Это мелочь, но кровоточащая рана всё равно болит.
— Если Отцу в самом деле так легко простить Самаэля, тогда он был прав, а я ошибался. Мы докажем, что оба они ошибаются, создав совершенно новый Подземный мир. Холмы в окрестностях Еноха богаты золотом и серебром. Мы выстроим весь город из драгоценных металлов, столь яркий, что он ослепит архангелов, и со временем они придут поклониться нам.
— Иди на хуй, Малисос. Ты такой же тупой, как те болваны, что попадаются на твой киносеанс. Ты начал верить в собственные фантазии.
Он стоит надо мной.
— Какими бы ни были намерения Самаэля, я собираюсь снова стать Люцифером. Доспехи защищают тебя, но не от всего. Этот атам [17] довольно мощный, даже против Люцифера.
— Знаю. Я сам пырнул его таким.
Он оживляется.
— Было больно?
— Да.
— Я так рад это слышать.
— Один момент, — говорю я и делаю взмах чёрным клинком. Я никогда не убирал его, просто прижимал к руке как вежливый глупый сукин сын. Нож попадает Малифасу чуть выше правой лодыжки. Он падает навзничь, оставляя ногу позади себя и разбрызгивая чёрную кровь по всему полу.
Я хватаюсь за прутья решётки, подтягиваюсь и встаю. Едва я выпрямляюсь, Малифас бросает свой нож. Мне слишком больно, чтобы уворачиваться. Клинок высекает искру, ударяясь о доспех Люцифера, и отскакивает в потолок. Я растягиваю наац в копьё и в качестве услуги за услугу пригвождаю его к полу через живот.
— Не ты Люцифер. Я, — кричит он.
— Разница между нами в том, что я не хочу эту работу. Если бы всё шло своим путём, я бы предложил её тебе, но этот маленький фокус с ножом был неприятен, так что всё, что ты получишь, — это большую дымящуюся тарелку нихуя.
— Что ты собираешься сделать со мной?
Он выглядит испуганным, что довольно забавно, потому что я едва могу стоять на ногах. Для пущего эффекта я бросаю «Проклятие» рядом с его головой и тушу ботинком, позволяя каблуку задеть его щеку.
— Может, просто оставить тебя здесь, как застрявшую в витрине бабочку. Привозить автобусные экскурсии, чтобы посмотреть на тебя. Распечатать карты домов звёзд и поместить твоё лицо на кружки и футболки. Как тебе это?
— Убей меня. Если в тебе осталась хоть капля милосердия смертного, убей меня. Или ты теперь полностью Люцифер? Мне следует поклоняться тебе и просить снисхождения? Пожалуйста, великий и ужасный Зверь Бездны, даруй мне дар забвения.
— Заткнись. Я не собираюсь убивать тебя. Но я сожгу это место дотла. Я оставляю тебя с твоим ножом здесь. Можешь уползти в какую-нибудь нору в Енохе. Можешь сгореть здесь или покончить с собой. Меня не колышет. Но я не делаю грязную работу ни за Самаэля, на за тебя.
Я вытаскиваю наац из его живота. Малифас стонет и переворачивается на бок. Я разрезаю чёрным клинком решётку на окне и выбираюсь наружу. Так больно, что я едва не теряю сознание, когда падаю на землю. Я отрезаю от пальто длинную полосу ткани и прижимаю её к ране на животе. Прямо сейчас я не смог бы отбиться от котят Воросдока, но не думаю, что мне придётся. Немногие оставшиеся в живых куски падали разбросаны по земле, словно по ним проехался грузовик. Думаю, когда я воткнул наац в Малифаса, Воросдок пал вместе с ним.
Вниз по склону быстрее, чем было наверх. Этому способствует отсутствие необходимости бороться за жизнь, пробираясь сквозь армию безмозглых адовских зомби. Добравшись до ближайшего «Унимога», я вытаскиваю из кабины достаточно тел, чтобы забраться на водительское сиденье и запустить двигатель. Поднимаюсь на холм, переезжая грузовиком каждое тело Воросдока, которое вижу. Останавливаюсь возле дверей Бреши Еноха, и пара трупов поднимаются на ноги. Я достаю наац. Покойники оказываются Герионом и Человеком-Слоном.
— Играем в опоссума? Как вы выбрались наружу?
Герион качает головой.
— Понятия не имею. После твоего исчезновения мы наобум побежали по коридорам. Не знаю, что случилось с остальными. Думаю, нам просто повезло.
— Что ж, тащите сюда свои удачливые задницы. Берите пару канистр с бензином и бросьте в Брешь.
Герион хмурится.
— Зачем?
— Потому что я встретил его. Малифаса. Я знаю всю историю.
Герион подходит ко мне. Я протягиваю ему одну из тяжёлых канистр.
— Ты встретил его? Он всё ещё здесь?
— Кто, ты думаешь, наградил меня этим?
Я откидываюсь назад, чтобы он увидел мою рану.
— Поскольку ты знал о том, что он был тут, это означает, что ты знаешь, что рассказанная тобой мне история — полный бред сивой кобылы.
Он качает головой.
— Нет, не бред. Это миф. Ты понятия не имеешь, какими уродливыми были первые дни здесь. Нам нужно было забыть всё это, и когда мы так и сделали, нам нужно было что-то взамен.
Старик в подвале был прав. Дай людям то, что они хотят.
— Теперь всё кончено. Это место и эта история. Вы оба. Швыряйте эти канистры, или это сделаю это сам, и швырну вас с ними заодно.
Герион с Человеком-Слоном толкают двери и бросают внутрь открытые канистры. Я достаю из бардачка пару сигнальных факелов, зажигаю их и швыряю в темноту. Бензин взрывается, опрокидывая меня на задницу. Человек-Слон помогает мне встать и ведёт к грузовику. Он вытаскивает из кабины остальные тела и помогает сесть на пассажирское сиденье. Герион забирается внутрь и садится на маленькое откидное сиденье между нами, пока Слон достаёт остальную падаль и мёртвых солдат, и оставляет их на дороге.
