Поэма заканчивается так:
«Змея!» — воскликнул громко… в этот миг
Послышался сердца пронзивший крик —
И ламия исчезла… Упоенье
Ушло от Ликия, и в то ж мгновенье
Угасла жизнь… Друзьями окружен,
Простерт на ложе без движенья он:
И обернули тело в свадебный хитон.[4]
Возможно, эти предположения совершенно случайны, но нужно признать, что они, по крайней мере, просто поразительны.
К концу III в., когда язычество отчаянно боролось с христианством и предвидело свое поражение, приверженцы старого языческого мира в поиске какой-нибудь выдающейся фигуры, которую они могли бы выдвинуть в качестве соперника Христу, в отчаянии решили сделать им Аполлония, в честь которого, как и в честь многих других богов, возводили храмы и молельни в различных частях Малой Азии, где с болезненной жадностью воспринимались новые объекты поклонения. Затем яростный гонитель христиан Иерокл, который был правителем Вифинии и Египта при императоре Диоклетиане, написал трактат «Любитель правды» («Филалет»). В нем он попытался показать, что философ из Тианы так же мудр и свят, так же способен совершать чудеса и изгонять бесов, как и мессия из Назарета. Разумеется, его труд был чрезвычайно оскорбительным, и с ответом на него выступили многие авторы, особенно Евсебий из Цезареи, «отец истории церкви», который на самом деле мог легко избавиться от своего соперника. Евсебий заявил, что способность Аполлония творить чудеса, вероятно, сильно преувеличена, а то, чего он все-таки достиг, было сделано благодаря черной магии. Существовало предположение — совершенно неоправданное, — что Филострат замышлял свое произведение «Жизнь Аполлония» как яростный протест против Евангелий. Ничто не могло быть дальше от правды, чем это, так как Евсебий особенно указывает на то, что, пока Иерокл издавал свой богохульный трактат, ни один языческий автор даже и не думал выдвигать Аполлония в качестве ровни и соперника Иисусу Христу. Следует также помнить, что первые языческие полемисты богохульно восхваляли других философов в качестве соперников нашего Спасителя. А Лактантий сообщает нам, что было обычным делом, когда люди утверждали, что Аполлоний творил большие чудеса, нежели Христос. Он пишет: «Удивительно, что они забывают упомянуть Апулея (древнеримский писатель II в. н. э. — Пер.), о котором рассказывают самые изумительные истории». Быстро вспоминают, что святой Августин сказал о «Метаморфозах» («Золотой осел») Апулея: «Aut indicauit, aut finxit» (либо автор рассказывает подлинную историю, либо, возможно, это выдумка).
В отношении Мениппа и эмпусы Евсебий замечает: «Юноша был, несомненно, жертвой вселившегося в него злого духа. И он, и эмпуса, и ламия, которая, как говорят, проделывала безумные шутки с Мениппом, были, вероятно, изгнаны из него с помощью более могучего демона».
Любопытную легенду рассказывают о некоем Поликрите, которого Колен де Планси считал либо вампиром, либо великаном-людоедом. В Термоне, Этолия (область на западе Средней Греции. — Пер.), жил когда-то человек по имени Поликрит, которого люди из-за его справедливости и честности назначили правителем своей страны. Этот пост он занимал в течение трех лет, и все о нем были хорошего мнения. И приблизительно в конце этого срока он женился на женщине из Локриды (соседняя с Этолией область Древней Греции, ныне в составе префектур (номов) Этолия и Акарнания и, юго-восточнее, Фокида. — Ред). На четвертую ночь после своего бракосочетания он внезапно умер. Его жена, которая от него понесла, в должный срок стала матерью гермафродита, после чего жрецы и авгуры предрекли, что это рождение двуполого человека предвещает кровопролитную войну между этолийцами и локридянами. И архонты решили, что и мать, и ее ребенок, принесший такое дурное предзнаменование, должны быть сожжены заживо и эта казнь — дабы предотвратить несчастье — должна состояться в пределах Этолии. Был приготовлен костер, но, как только его собрались поджечь, появился сам Поликрит, мертвенно-бледный и страшный, облаченный в длинное черное одеяние в пятнах крови. Все ринулись бежать, но призрак приказал им вернуться без боязни. Страшным голосом он предупредил их, что, если они сожгут его жену и ребенка, ничто не сможет предотвратить самое ужасное. Но, видя, что, несмотря на все увещевания, толпа, испытывавшая благоговейный страх перед своими прорицателями и чародеями, собирается убить ребенка на месте, Поликрит внезапно схватил ребенка, разорвал зубами на куски и начал глотать окровавленные куски мяса. Толпа разразилась ужасными воплями и стала кидать в призрак камни, но он не исчезал до тех пор, пока лишь голова ребенка осталась несожранной. Судьи и старейшины в ужасе громко закричали, что немедленно нужно послать посольство в священные Дельфы, чтобы узнать там значение этих знамений. Голова, однако, внезапно заговорила и напророчила самые страшные несчастья, которые вскоре исполнились. Позже голову выставили на столбе на рыночной площади. Спустя день или два, открыв глаза, сверкавшие яростью, она хриплым голосом, исходившим из мертвенно-бледных губ, объявила, что в недавнем сражении армия этолийцев, которая вышла сражаться с грубыми и воинственными акарнанцами (Акарнания — область к западу от Этолии, ныне объединена с ней в составе нома Этолия и Акарнания), оказалась разбитой. Вскоре это подтвердилось.
В длинном списке призраков древности, приведенном Луи Лаватером в его трактате De Spectris, Lemuribus et magnis atque insolitis Fragoribus, есть такие:
«Маниои, по Фесту, — это ужасающе безобразные или отвратительные люди. Во многом такие же ларуои, которыми няньки пугают непослушных детей. Мормо — это существо женского пола омерзительного вида, ламия; иногда считают, что это то же самое, что и ларуои. Никифор в своей „Истории церкви“ пишет, что название Gilo давали призракам, которые бродили по ночам.
Древние авторы считали ламий женщинами, обладавшими ужасной способностью вынимать свои глаза, или разновидностью злых духов или призраков. Они появлялись под личиной очаровательных куртизанок, которые своими соблазнительными уловками завлекали розовощеких пухлых щеголей в свои объятия, а затем пожирали. Филострат в „Жизни Аполлония“ рассказывает нам необыкновенную легенду о Мениппе, который попал в когти ламии. Он также пишет, что ламий иногда называют ларуа, а лемуры часто известны как эмпусы; няньки пугают ими детей. Дион Хрисостом рассказывает, что в Центральной Африке есть некие свирепые звери, которых называют ламиями. Они имеют облик красивых женщин, а их груди так белы и прекрасны, что никакая кисть не смогла бы написать такие. Они умышленно показывают их, тем самым завлекая мужчин своей похотью и хитростью, а потом жестоко калечат и загрызают своих жертв. Как сказал пророк Иеремия в „Плаче“ (одна из книг Ветхого Завета, приписываемая пророку Иеремии, в которой описывается разрушение в 586 г. до н. э. Иерусалима вавилонянами. — Пер.), „даже ламии обнажили грудь“. Апулей пишет, что ламии — это просто пугало для непослушных детей.
