Странное ощущение охватило мальчика, словно коляска эта ненавидит его. Страшной, безудержной ненавистью. Потоки этой злобной энергии мешали Родиону дышать, давили на грудь. И на ноги, словно прибивая их гвоздями к полу. А взобраться на нее ему обязательно нужно было. Просто необходимо. Только почему, Родион никак не мог понять.
Он сделал еще одно усилие и подтянулся прямо к самой коляске. Колеса, словно издеваясь, медленно отступали к двери. «Да что же это?» – подумал в отчаянии Родион и уперся в пол лбом. Ладони сами собой сжались в кулаки, до хруста в суставах. Все, он больше не сделает ни одного движения!
В кулак что-то ударилось и остановилось. Родион поднял голову, и радость волной нахлынула. Это была коляска. Руки почему-то задрожали и не желали слушаться, когда он пытался подняться на ставшее высоким сиденье. Взобраться туда оказалось очень сложно. Родион больно ударился локтем о подлокотник, и он теперь нестерпимо болел.
И все-таки взобраться удалось. Практически все силы Родион потратил на это. Он перевел дух, взялся руками за колеса и... Они в который раз за эту ночь скрипнули, но без помощи Родиона. Коляска сама покатила. Сначала медленно, чуть ощутимо. Потом быстрее. С грохотом спустила с лестницы, а потом, на улице, разогналась до такой скорости, что Родион уже не видел ничего вокруг. Все слилось в сплошные линии. Фонари белыми полосами повисли над головой.
Родион судорожно вцепился руками в поручни и с силой зажмурился. Но даже так ветер пробивался сквозь плотно сомкнутые веки, выбивая из обветренных глаз слезу. Его мутило, и голова кружилась от такой бешенной скорости. Волосы готовы были сорваться и убежать вдаль. Родион не выдержал всего этого и закрыл лицо руками.
Он так и проснулся, с руками на лице. Казалось, кожа еще чувствует слабое дуновение ветерка. Сердце неслось вскачь, медленно останавливаясь. А как же ноги? Родион нервно схватился за свои ноги и с радостью почувствовал прикосновение. Это был сон!
Родион чувствовал себя разбитым, словно по нему пробежалось целое стадо носорогов. И локоть болел. Он перевесился на диване так, чтобы можно было себя увидеть в зеркало. Поза получилась очень ненадежная, но зато так можно оттянуть неприятный момент подъема. География лица по-прежнему была густо усеяна холмами красных прыщей. А тот, что вчера еще раздражал мальчишку, широко разместившись на носу, так и не пропал. Родиону даже показалось, он за ночь еще подрос.
Диван, не привыкший удерживать на себе балансирующих детей, на половину лежащих на нем, а на половину зависающих в воздухе, скрипнув, качнулся. Надо напомнить, что поза у Родиона была ненадежная, для скрипучих возмущений диванов совершенно не предусмотренная. И мальчик, увлекая за собой подушку, низвергся на пол.
– Что случилось? – встрепенулась на кровати ненавистная Алиса. Она хотела было вскочить и помочь Родиону подняться на ноги, но вовремя вспомнила, что сделать этого никак не сможет, потому осталась на месте, выражая свое сочувствие глазами и словами. – Ты ушибся? Хочешь, следующий раз я там лягу? Мне это совсем не трудно.
Родион потихоньку закипал. Мало того, что родственница эта увидела его позорное падение, так она еще издевается над ним, выказывая свою заботу и жалость!
– Кто тебе сказал, что я упал? – с вызовом задал он вопрос. – Если я люблю спать на полу, то это еще не значит, что мне здесь не нравится, – а про себя подумал: «Зачем я отказываюсь от кровати?»
Не найдя ответ на заданный самому себе вопрос, Родион встал с пола и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. В ванную не хотелось. Не потому, что Родион был таким грязнулей и не любил умываться, а потому, что там было зеркало. А в зеркало с недавних пор мальчику разонравилось смотреться.
Он сразу прошел на кухню, где предки уничтожали яичницу-глазунью с кефиром и поставил их перед фактом:
– И сегодня я тоже в школу не пойду.
Отец оторвал взгляд от каких-то бумаг фирмы и недоуменно посмотрел на сына.
– На этот раз по какому поводу?
– Все по тому же, – ответил Родион, подставляя лицо под лучи недавно проснувшегося солнца. Пусть видят родители, как он пострадал от их родственницы.
Отец бросил на мгновение взгляд на жену: сочувствие в ее глазах словно и не сходило со вчерашнего дня.
– Хорошо, но сегодня в последний раз, – согласился он с Родионом. – В школу все-таки иногда ходить стоит. Хотя бы для того, чтобы закончить ее со временем.
– И на процедуры я ее тоже не повезу сегодня. Пусть сама учится кататься. У нее свободного времени много.
Хоть мальчик и не сказал, кого же это «ее» он везти не собирается, но родители поняли его сразу.
– Но, Родион, это же негуманно, – попробовала возразить мама.
Сын хлопнул глазами, глядя на нее, и кисло скривил рот. Если мама начинает говорить как учителя, вставляя словечки вроде «гуманно» или и того хуже «педагогично», то с нею дело не выгорит ни в каком случае.
– А если бы мы с тобою так поступали? – продолжала она наступление. – Совершенно непедагогично? – с особенной силой выделила мама.
Все. Оставалась последняя надежда – родитель дубль два.
– Па, когда человек болеет, он же не должен бродить по улицам, – стал подкатывать Родион к отцу.
– Это в том случае, если у него температура, – заметил отец.
«На удивление сегодня несговорчивы предки», – подумал его сын, а в слух сказал:
– Мне кажется, она у меня уже поднялась. Надо проверить.
Он хотел было по-быстрому ретироваться с кухни, в надежде раздобыть в аптечке градусник и заодно переждать неправильное настроение Разуваевых-старших, но отец его опередил:
– Найму сиделку, – сказал, проглотив последний глаз у яичницы, и направился к телефону.
«Чистая победа», – отметил Родион и с уничтожающим предчувствием коварно взглянул на свою порцию завтрака.
* * *
– Главное, не раскисай, – говорил Виталька, вваливаясь в квартиру с большим пакетом в руках. – Бывает, знаешь, и хуже.
И сразу же отвел взгляд от Родионова лица, точно не веря в свои слова. Пашка с Артемом неудобно перемялись с ноги на ногу. Они пытались вспомнить те случаи среди своих знакомых, когда, действительно, дела со внешностью обстояли хуже. Но что-то с памятью у них случилось: на ум ничего не приходило.
Родиона очень обрадовал визит друзей, поскольку становилось нестерпимо скучно в обществе с Алисой, которая со вчерашнего дня стала какой-то молчаливой и задумчивой. И есть не просила.
– Ну как там, на воле? – с ностальгией спросил Родион у товарищей, пока те пытались уместиться в маленькой прихожке, раздеться в ней и одновременно не задеть никого локтями.
