Ко всему безразличная, вялая девочка, не ходившая с рождения, через полчаса после визита к Анабель бегала по лугу быстрее ветра и стрекотала громче всех цикад.
Безнадёжная старая дева, сухая, как воздух в пустыне, полная желчи и злобы на весь белый свет, засияла, помолодела и в мановение ока нашла себе мужа.
Все эти чудеса, как их неизменно называли в округе, давались Анабель без всякого труда. Она по-прежнему жалела всех и каждого, но эта жалость была уже не мучительной, как боль, а пьянящей и сладкой от сознания собственной неистощимой силы; оттого, что ей было так сказочно просто оборвать эти муки, высушить слёзы, вернуть надежду.
Очень скоро в посёлке уже не осталось ни больных, ни несчастных. Но слава о невиданной силе Анабель распространялась быстрее лесного пожара. Люди шли к ней отовсюду бесконечным живым потоком.
Все уже знали, что Анабель никогда не берёт денег, и платили ей, кто как мог. Исцелённые несли и едва ли не со слезами просили принять свежие овощи, фрукты, одежду, постельное бельё, посуду… Вскоре домик Анабель преобразился: благодарные мужчины выкрасили стены, починили прохудившуюся крышу и сломанную лестницу. Благодарные женщины плели для неё кружевные занавески и шили чудесные лёгкие платья.
Анабель всё это было не нужно; кое-что, например, перемены в доме, её даже раздражало. Но она не могла никого обидеть. На самом деле, единственно ценной наградой для неё была благодарность. Благодарность, от которой светились их растерянные, ещё не верящие чуду глаза; благодарность, которая звучала в каждом слабом, срывающемся голосе. Вот тогда Анабель ощущала, как внутри её распускается цветущий сад. Всё её существо ликовало и пело; на щеках проступал золотистый румянец, а губы расползались в глупой, но очень счастливой улыбке.
Страдальцы обычно навещали Анабель с утра, а после полудня она проводила всё время с Поросёнком. Они уходили вдвоём, скрывались ото всех и вся где-нибудь в самой чащобе леса, или среди бескрайних пустынных полей, или у берега дикой лесной реки.
Там, усевшись на пышной прохладной траве, они тесно прижимались друг к другу. Анабель обвивала тонкой холодной рукой плечи ребёнка, зарывалась лицом в его мягкие нечёсаные волосы и тихим таинственным голосом рассказывала сказки. На самом деле, это были вовсе не сказки, а истории из жизни Чёрного рода и эльфийские легенды, которые сама Анабель когда-то услышала от старой пифии.
Поросёнок обожал эти сказки и мог слушать их бесконечно. Но однажды Марта, смущаясь и пряча глаза, попросила Анабель:
— Анабель, не надо… не надо больше этих сказок, прошу тебя.
— Почему? — Анабель широко открыла глаза.
— Они слишком его возбуждают, и потом, они… такие странные. Они все про нечистую силу, и во всех она побеждает и выглядит такой… привлекательной, что ли. Прости, но ребёнку это не полезно.
— Хорошо, — подавленно сказала Анабель. «Странные». Ну вот, опять это слово.
Но обещание она, конечно, не сдержала. Слишком умилительно просил её Поросёнок: «Пожалуйста, Анабель! Анабель, ну, пожалуйста!» Сказки остались, но теперь они стали их общей тайной, — тайной, которая сблизила их ещё больше.
* * *
— Белинда, я хочу остаться здесь. В этом мире.
— Анабель, ты сошла с ума.
— Разве это невозможно?
— Анабель, для нас нет ничего невозможного. Но это безумие.
— Почему, Белинда? Почему?
— Это не твой мир. Ты здесь чужая.
— Неправда. Ты не понимаешь. Я здесь нужна. Я нужна этим людям.
— Анабель, ты ещё дитя. Ты во власти иллюзий.
— Неправда. Это не иллюзия. Это мы, весь наш мир, вся наша тьма — иллюзия. Но не это. Эти люди реальны, Белинда. Их страдания реальны.
— Страдания были и будут всегда, Анабель. Это жизнь.
— Ну и что? Я тоже буду всегда, разве нет? Я буду облегчать их страдания, сколько смогу. Я нашла наконец-то смысл, Белинда. Смысл своей жизни, смысл своей силы.
— Анабель, ты ничего не понимаешь.
— Да, я не понимаю. Не понимаю тебя. Не понимаю весь наш род. Но я понимаю людей и их боль.
— Анабель, твоя сила для них враждебна. Мы — нечисть, чудовища из страшных сказок. Вспомни, что говорила эта женщина.
— И она права, Белинда. Права. Мы чудовища, и знаешь, почему? Потому что, имея такую силу, мы храним её для себя, а не помогаем людям. Подумай, сколько добра мы могли бы сделать!
— Анабель, мы и люди — два разных мира. Нам не коснуться и не принять друг друга. Когда ты это поймёшь…
— Я уже поняла другое. Я коснулась и приняла их. И они меня тоже. Я живу с ними, я их понимаю. Я нужна, Белинда, нужна!
— А что будет потом, Анабель? Когда пройдут годы, и они увидят, что ты не стареешь и не меняешься? Они поймут, что ты другая, Анабель. И они не простят.
— Это не важно, Белинда. Я им нужна. А всё остальное — только слова.
— Анабель, это они тебе нужны. А ты не нужна им.
— Как ты можешь так говорить? Что с тобой, Белинда? Может быть, ты просто мне завидуешь? В моей жизни появился смысл — великий смысл. А что есть у тебя, кроме костра инквизиции в прошлом и любви к тому, кто дал тебе лишь пустоту и одиночество?
— Ты права, Анабель, у меня есть только пустота. Пустота и тени. Только пустота вечна и бесконечна. Но я не лгу себе. Я встречаю вечность лицом к лицу, не цепляясь за то, что рассыплется в прах. И в этой пустоте я знаю себя и знаю своё имя. А ты кто в этом мире, Анабель? Целительница? Ворожея? Блаженная, живущая в заброшенном доме, к которой идут, но над которой смеются и которую боятся?
— Это неправда, Белинда. Они меня любят, они благодарны. И мне не нужна твоя пустота. Я нашла себя, нашла свой мир, хотя ты и не хочешь это признать.
Приближался август — удушливый и пышный. Анабель пребывала в блаженном покое. Жизнь уже не представлялась ей дорогой, по которой нужно без устали мчаться куда-то за упавшей призрачной звездой. Жизнь была тиха и неподвижна, как душистый луг, не тревожимый ветром, как озёрная гладь.
И Анабель наслаждалась каждой минутой, точно ягодой спелой лесной земляники.
Поросёнок становился ей всё родней. Анабель, бестелесный и бесполый эльф постепенно стала питать к нему жадную нежность матери. Она до смешного ревновала его к Марте и поэтому стала её избегать.
Да и сам Поросёнок стремился проводить с Анабель всё время и капризничал, когда им приходилось расставаться.
— Анабель, — сказал он однажды, глядя на неё блестящими вишнями тёмных глаз, — я не хочу жить здесь.
Анабель удивилась:
— А где же ты хочешь жить, дурачок?
— Не называй меня так, — тут же надулся он. — Я не дурачок. И я хочу жить там… ну, в твоей сказке. Хочу увидеть Белинду, и Мартина и…
