— Ну что, святой отец, ты все еще не передумал? — раздался над его головой хриплый голос Делоннэ.
— Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя… — проговорил священник вместо ответа.
— Так сдохни же! — рявкнул Делоннэ и замахнулся саблей, намереваясь перерубить веревку.
Аббат уже приготовился к смерти, но вдруг над бортом корабля рядом с разъяренным лицом Делоннэ показалась обвязанная красным платком голова того старого пирата, который сказал Делоннэ о португальце и отыскал аббата в его убежище.
— Подожди, капитан! — обратился он к Делоннэ. — Ты всегда успеешь убить святошу, но если ты его убьешь, нам нипочем не узнать тайну, которую передал ему португалец!
— Клянусь морским дьяволом, ты прав, Джон Метьюз! — проговорил Делоннэ и крикнул своим подручным: — Билли! Жан! Вытащите святошу да привяжите его как следует возле грот-мачты, пускай подумает о своих собственных грехах!
Пираты вытащили аббата, при этом едва не вывернув его руки из суставов, и швырнули на палубу возле грот-мачты. Пинками заставив его подняться на ноги, они намертво привязали его к мачте просмоленным канатом. Делоннэ подошел взглянуть на него и удовлетворенно проговорил:
— Постой, святоша, да подумай — стоит ли тайна исповеди таких мучений!
Аббат закрыл глаза и снова принялся молиться.
Делоннэ, будто утратив к нему интерес, отправился на полубак, где пираты делили захваченную на корабле добычу.
До аббата доносились обрывки их препирательств.
— Капитан, требую справедливости! — кричал какой-то пират. — Боцман, собака, не хочет выделять мне положенное!
— О чем ты говоришь, Вилли? — осведомился Делоннэ.
— Меня ранили при абордаже пулей, а по правилам за огнестрельную рану мне причитается триста реалов возмещения!
— За рану, — возразил боцман. — За рану, а не за царапину!
— Тебе бы такую царапину! — окрысился на боцмана скандалист. — Это рана, серьезная рана! Небось когда на прошлой неделе Толстому Чарли оторвало пулей палец, ты без слов выложил ему сотню реалов!
— Покажи твою рану, Вилли! — потребовал Делоннэ.
— Вот она, вот! — Пират задрал свой камзол. — Видишь, она еще кровоточит! Это настоящая рана, и мне за нее положено возмещение!
— Да, это хорошая рана, — странным тоном проговорил Делоннэ. — За нее и впрямь положена награда. Одна беда, Вилли, — эта рана у тебя на спине. А только трус во время боя поворачивается спиной к врагу. Так что вот твоя награда… — И молниеносным ударом сабли капитан отрубил скандальному пирату голову.
— Ну что, — как ни в чем не бывало проговорил он, оглядев команду. — Еще кто-нибудь требует компенсации за раны и увечья?
Пираты молчали.
— Ну, раз так — продолжайте дележку и не забудьте, что мне по закону причитается пять долей.
С этими словами он удалился в капитанскую каюту.
Аббат Батайль продолжал молиться, думая о своем незавидном положении. Он не видел впереди никакого выхода, но помнил, что уныние — один из смертных грехов и что долг верующего — во всем полагаться на милость Божью.
К счастью, приблизился вечер, солнце, как всегда в тропиках, быстро скатилось к горизонту, и наступила живительная прохлада. Священник опустил голову, закрыл глаза и сам не заметил, как задремал.
Разбудил его чей-то шепот:
— Святой отец! Святой отец!
Аббат проснулся и не сразу понял, где он. В первую секунду он подумал, что уже умер и попал в ад — так непроглядна была окружающая тьма, так мучительно болело все его тело, так саднили спекшиеся от жажды губы. Но тут же он вспомнил нападение пиратов, страшного Делоннэ и осознал, что привязан к мачте, а вокруг него — душная темнота тропической ночи.
— Святой отец! — снова раздался рядом с ним шепот. — Вы живы?
— Кажется, жив, — тихо ответил аббат. — Хотя не вполне в этом уверен. А кто меня спрашивает?
— Это я, Бен Макдонах! — донеслось из темноты, и священник разглядел молодое скуластое лицо с вытаращенными от страха глазами.
— Воды! — проговорил аббат, с трудом ворочая языком. — Дай мне воды, сын мой, я умираю от жажды!
— Сейчас, святой отец! — И молодой человек поднес к губам священника кожаную флягу.
— Чего ты хочешь от жалкого пленника, сын мой? — осведомился аббат, утолив жажду.
— Отпущения грехов! — отвечал парень. — Я католик, святой отец, ирландец из Дублина. Злая судьба связала меня с пиратами, но я продолжаю веровать в Господа и во имя Его постараюсь спасти вас! Может быть, это зачтется мне на Страшном суде…
С этими словами Бен достал из-за пояса нож и принялся за веревки, которыми аббат был прикручен к мачте.
— Это слишком опасно, сын мой! Если ваш капитан узнает, он зарубит тебя на месте!
— Ему нипочем не узнать! — отмахнулся ирландец. — Они все перепились, как свиньи! Даже часовых не выставили!
В это мгновение веревки упали на палубу, и аббат едва не упал, лишившись поддержки.
— Я раздобыл ялик, святой отец, — шептал молодой ирландец, поддерживая аббата за плечо и подталкивая его к борту корабля. — Я положил в него кое-какие припасы и бурдюк с водой, вам должно хватить на две недели. Правьте по звездам на зюйд-вест и попадете на обитаемые острова. Главное, до утра постарайтесь отплыть как можно дальше от корабля, чтобы пираты не заметили вас. До утра гребите веслами, а потом можете поднять парус…
— Постой, сын мой! — Аббат остановился и повернул к шкафуту, вспомнив о спрятанном там поясе португальца. Найдя этот пояс и обвязав его вокруг тела, он снова пошел к борту.
— Ну, прощайте, святой отец! — проговорил ирландец. — Помолитесь за меня!
— А как же ты, сын мой? — озабоченно спросил аббат. — Разве ты не поплывешь со мной?
— Нет, святой отец, я не могу! Я должен скопить пятьсот реалов, чтобы выкупить отцовский надел.
— Это кровавые деньги, сын мой! Не оставайся среди этих закоснелых грешников, покинь их, дабы сохранить свою вечную душу…
— Не могу, святой отец! Никак не могу! Может быть, мне повезет, и в следующей схватке я потеряю глаз, тогда, по пиратским законам, мне заплатят триста реалов возмещения…
