— И правда, — медленно произнесла Кэрол, — на старых фотографиях Хэнли выглядел очень волосатым.
— Что я тебе говорил? Право же, Кэрол, вся эта ерунда о Сатане просто… ерунда, и ничего больше.
Последовало молчание. Он оглянулся и увидел ее потрясенное лицо.
— Билл! — воскликнула она. — Ты священник!
Он вздохнул.
— Я знаю, что я священник. Я провел последние десять лет, изучая богословие, изучая его очень глубоко, и, поверь мне, Кэрол, никто из католиков-интеллектуалов не верит в Сатану.
Она улыбнулась. Печально.
— Что-то не так? — спросил Билл.
— Католики-интеллектуалы, — повторила она. — Слышу голос Джима.
У Билла сжалось горло.
— Я тоже. Он бы сказал: «Если сочетание таких контрастных понятий возможно».
— О Боже, Билл! — произнесла она, рыдая. — Мне так его не хватает!
— Знаю, Кэрол, — сказал Билл, чувствуя, как ей больно, деля эту боль с ней. — Так пусть он живет в тебе. Храни эти воспоминания.
С трудом взяв себя в руки, Кэрол продолжала:
— Но когда ты сказал, что не веришь в Сатану, ты говорил почти как Джим.
— Знаешь, мы с Джимом расходились во взглядах не столько на этику или мораль, сколько на их философскую основу. И мы оба были согласны с тем, что никакого Сатаны не существует. Говоря откровенно, я не знаю ни одного иезуита, который верил бы в Сатану. Есть Бог, и есть мы. Нет ни одного-единственного существа, которое олицетворяло бы собою зло и, скрываясь в мире, старалось заставить нас грешить. Это миф, выдумка людей, помогающая решить проблему зла. Зло в мире исходит от нас самих. — Он ткнул пальцем в свою грудь. — Отсюда.
— А что же такое ад?
— Ад? Ты можешь поверить в то, что где-то есть место, некое помещение или пещера, где собирают всех грешников и где их терзают демоны? Задумайся об этом, Кэрол.
Она задумалась, и действительно, такое показалось ей неправдоподобным.
— Это всего-навсего персонификация абстрактных понятий, — продолжал Билл. — Возможность дать людям за что-то ухватиться при решении сложных проблем. Вот так же дети легче усваивают постулаты веры, если их облечь в форму мифов. Когда мы говорим детям: «Не поддавайтесь дьявольским искушениям», на самом деле мы велим им противиться тому худшему, что в них есть.
— Большинство взрослых тоже верят в эти мифы, держатся за них.
Билл пожал плечами.
— Когда дело касается религии, большинство взрослых остаются детьми. Они никак не могут согласиться с тем, что Сатана — всего лишь олицетворение того зла, которое сидит в них.
— Но откуда оно в нас — это зло?
— От слияния духа и плоти. Наша душа приходит к нам от Бога и хочет вернуться к нему. Наша плоть подобна дикому зверю, который стремится получить то, чего он хочет и когда он этого хочет, не заботясь о том, кто пострадает от его погони за желаемым. Жизнь есть процесс установления равновесия между этими двумя составными частями человека. Если душа берет верх, ей по окончании земной жизни разрешается вернуться к Богу. Если низменные стремления плоти растлевают душу, ей не разрешается вернуться к Богу. Вот, Кэрол, что такое ад. Ад — это не палящее пламя и демоны с вилами. Это состояние, когда ты лишен присутствия Бога.
Кэрол все еще пыталась переварить сказанное Биллом, когда они повернули на подъездную дорожку к особняку.
— Я знаю, мои слова звучат как крамола, — признался Билл, — но в действительности это не так. Это просто иной взгляд. То, чему нас учат монахини в школах, безоговорочно принимается нами за чистую монету и застревает в голове на всю жизнь. Но по-настоящему взрослым людям необходимо богословие для взрослых.
— Я стараюсь такой и быть, — сказала Кэрол.
— Подумай, что за ерунда все эти сказки про Знак Зверя, Сосуд Сатаны или Врата для Сатаны. Даже если ты веришь в подобные выдумки, помни, что Господь не являет себя открыто — вот почему сохранить веру в Него может порой оказаться великим испытанием. Если бы Сатана существовал, как, по-твоему, не стал бы он тоже избегать явных проявлений? Потому что, если мы найдем доказательство существования абсолютного Зла — Сатаны, нам будет гораздо легче поверить в абсолютное Добро — в Бога. А это совсем не понравится этому дьяволу — Сатане, как ты думаешь?
Кэрол не могла удержаться от смеха — впервые за неделю.
— Ты излагаешь так понятно!
— Наверное, потому что я слишком упрощаю. На самом деле все гораздо сложнее. Но я надеюсь, что простота помогает.
— О да, очень помогает, можешь мне поверить.
Кэрол воспряла духом. Теперь она знала: идея, будто Джим находится во власти дьявола, — глупый детский предрассудок. Страх, колебания — все это исчезло, и на смену им пришло чувство покоя.
Спасибо Биллу.
Но когда Билл открыл для нее дверь особняка и проводил ее внутрь, чувство благодарности вдруг сменилось приступом ярости.
Ты, самодовольный ханжа и сукин сын!
От неожиданности Кэрол даже споткнулась о ступеньку. Откуда взялась в ней эта злость?
Она никогда не думала так о Билле! Почему ее вдруг обуяла ненависть к нему? Он просто пытался успокоить ее, сделать все, что мог… Нет, он хотел произвести на нее впечатление, поразить своей псевдоинтеллектуальной болтовней, продемонстрировать свое превосходство, показать, что он выше ничтожных страхов, которые обуревают жалких людишек, вроде нее. Чванливый, уверенный в своей правоте фарисей. Такой чертовски недосягаемый! Думает, что он неуязвим для греховных соблазнов и плотских желаний! Она покажет ему!
Кэрол не понимала, почему ее вдруг охватила такая злоба. Это было дикое, чуждое ей чувство, вызывавшее в ней желание вцепиться ногтями в голубые глаза Билла, сломить его, унизить, облить презрением, растоптать, втянуть его в трясину ненависти к себе самому и заставить барахтаться в ней, ткнуть его туда лицом, утопить в ней!
Как только он вошел в холл, она закрыла за собой дверь. В ней внезапно вспыхнул всепожирающий огонь желания.
— Поцелуй меня, Билл, — попросила она.
Он недоуменно посмотрел на нее, страшась поверить, что не ослышался. Один голос внутри ее взывал: «Нет, я совсем не то хотела сказать». Но другой, гораздо более громкий, заглушал его, крича: «Именно это! И даже больше!»
— Кэрол! — проговорил Билл, вглядываясь в ее лицо. Оно изменилось, казалось, игра света и тени придала ему странное, почти враждебное выражение. — С тобой все в порядке?
— Разумеется. Я просто хочу тебя. Прямо сейчас. Прямо здесь.
