Дэниел Истерман - Имя Зверя

— Я не знаю вас, — прошептал он. — Не знаю...

— Меня зовут Айше, — сказала она. — Айше Манфалути. Возможно, Майкл рассказывал вам обо мне.

Рифат мрачно поглядел на нее и медленно покачал головой.

— Я должна знать, — сказала она. — Я должна знать правду.

Он снова посмотрел на нее и неожиданно опять зашелся в припадке кашля. Айше отпустила его, чувствуя, как поднимается в ней страх и отвращение. И здесь кровь. В ее желудке появился мерзкий скользкий комок. И ужас, что она осталась одна, совсем одна. Наконец кашель затих.

— Он вернется, — сказал Рифат. — Сегодня в полночь. За ответом.

Он полез за пазуху и вытащил грязный, измятый конверт.

— Вот ответ, — прошептал он. — Я отдам ему сегодня.

Эти слова были произнесены абсолютно отчетливо. Айше почувствовала облегчение. Когда она обернулась, то увидела, что Бутрос наблюдает за ней. В его глазах было что-то, чего она не могла понять. Ревность? Сожаление? Удачная возможность?

В соседней комнате раздался грохот. Кто-то вышиб входную дверь. Зазвучали шаги — сперва громкие, затем заглушённые ковром поэзии и прозы. Кто-то пролаял приказ.

Шукри действовал быстро. Он отчасти ожидал чего-то подобного. Развернувшись, он схватил Айше за предплечье и поднял ее на ноги. В то же мгновение Рифат протянул руку и отдал ей конверт.

— Найдите его! — пробормотал он. — Отдайте ему!

— Быстро! — закричал Ахмад, едва не швырнув Айше к двери слева от них. — Туда. Наверх, в комнату направо. Оттуда можно уйти по крыше. Я постараюсь задержать их здесь. — Он вытащил из внутреннего кармана пистолет.

— Но ты...

— Уходи. — Он обратился к Бутросу: — И вы тоже. Ради Бога, поторопитесь!

Когда Бутрос двинулся к двери, Шукри нагнулся и задул свечу. В тот же момент дверь отворилась. Сперва ничего не случилось. Только темнота, ужасная тишина и ожидание. Затем кто-то закричал.

Майкл взглянул на часы. Пора было двигаться. Рифат настаивал на встрече в полночь, наивно веря, что в темноте безопаснее. Майкл пытался переубедить его, но он заупрямился. Рифат был тяжело болен, и Майкл обещал принести ему лекарство. Врач нунциатуры в то утро передал ему запас стрептомицина и тетрациклина, дав самому Майклу дозу профилактической вакцины.

Нунциатуру прикрыли раньше, чем ожидалось. Ватикану стало известно об убийствах христиан в Египте, и на утренней мессе Папа резко осудил насилие. Правда, он не обвинял египетское правительство в прямой ответственности за погромы или соучастие в них, но сказал, что оно закрывает глаза на кровопролитие.

Режим ответил немедленно, приказав нунцию и его «подстрекателям беспорядков» немедленно собирать вещи и отправиться домой на специальном самолете, предоставленном египетскими ВВС. Нунциатура, этот «Центр крестоносцев и евангелистов в Египте», была передана Дар-эль-Даве, занимавшейся расширением исламских общин за границей.

К тому времени Майкл уже переселился в невзрачную меблированную квартиру за пределами Шариэль-Хусейнийя, к северу от старой городской стены. Верхарн отвез его туда предыдущей ночью. Он еще не видел своих соседей, хотя не раз слышал их: шаги, крики в ночи, звон разбитого стекла, ребенок, плачущий спросонок.

У него были и другие соседи, производившие меньше шума: окно выходило на кладбище Баб-эль-Наср. Старые могилы, старое спокойствие. Иногда он слышал высокие голоса плакальщиков, плывущие над камнями.

Он проснулся около одиннадцати, такой же усталый, и направился прямиком к Рифату, откуда послал радиограмму Тому Холли. Постаравшись, насколько было в его силах, облегчить страдания книготорговца, он вернулся в квартиру и провел остаток дня, внимательно изучая многочисленные бумаги, которые дал ему Верхарн, — собранные нунциатурой бесценные сведения об эль-Куртуби и «Ахль эль-Самт». Большая часть информации была добыта его братом Полом.

Он выбросил их всех из головы на сегодня, — Пола, Верхарна, эль-Куртуби. Сегодня он должен узнать, открыта ли еще его лазейка через побережье для него самого и (хотя эта надежда сейчас казалась несбыточной) для Айше.

На улице было тихо. Закрыв входную дверь, он помедлил, похлопав себя по карманам, как бы проверяя, забыл ли что-то, одновременно боковым зрением внимательно оглядывая улицу. Убедившись, что она пуста, Майкл глубоко вздохнул.

Подняв воротник дешевого пальто, он нырнул в темноту.

Шукри схватил Рифата за руку, затащив его в темноте за гору ящиков с книгами. Прежде чем задуть свечу, он успел прикинуть расстояние. Страх сковал язык книготорговца. Шукри чувствовал, как тот дрожит под его рукой. Он не мог понять, кто же кричал.

В соседней комнате кто-то громко выругался. Затем раздался женский крик, Рифат попытался подняться на ноги.

— Моя мать! — воскликнул он. — Они мучают ее.

Шукри придавил его к полу, пытаясь зажать ему рот.

— Молчи, — прошептал он в ухо Рифату. — Нас обоих убьют!

Почему они не идут? Чего ждут? Шукри напрет зрение, пытаясь разглядеть дверной проем, но его глаза еще не привыкли к темноте. Рифат пытался освободиться.

Затем из темноты донесся голос, мягкий как шелк:

— Ахмад, ты зря тратишь время. Дом окружен. Нас очень много. Вас четверо, а нас целый отряд. Сам понимаешь, что из этого следует.

Неожиданно Рифат извернулся и вырвался. В следующее мгновение он был на ногах и завопил во все горло:

— Мама! Я не позволю им мучить тебя!

Он успел дойти до двери. Шукри услышал удар и глухое бормотание — книготорговца схватили. Там, где находилась дверь, он видел только полоску света. И в ней — темную человеческую фигуру. Подняв пистолет, он прицелился. Выстрел прогремел в комнате как раскат грома. Кто-то закричал.

Шукри бросился за жалкое укрытие картонных коробок. В то же мгновение комнату сотрясли автоматные очереди. Пули сбивали штукатурку со стен, прошивали коробки над его головой. Клочки бумаги, как конфетти, плавали в воздухе.

— Ахмад, я даю тебе еще шанс. В память о старых временах. Пожалей если не себя, то хотя бы свою племянницу. Брось пистолет и сдавайся. Яобещаю, что мы не причиним никому вреда.

Шукри высунулся из-за баррикады и выстрелил еще два раза. Ему так давно не приходилось участвовать в деле! Слишком давно. На его выстрелы ответил пулемет. На этот раз стрельба продолжалась дольше. Когда она стихла, душераздирающе закричала женщина в соседней комнате.

— У меня тут мать Рифата. Каждый раз, как ты выстрелишь, ей будет плохо. Решай сам.

Вопли перешли в рыдания. Шукри поколебался, затем бросил пистолет. «Вот в чем вся беда», — подумал он.

— И остальные, — приказал голос. — Скажи им, чтобы тоже бросили оружие.