— А что такое?
Адам затаил дыхание:
— Черт! Там, впереди, действительно что-то подозрительно шумит.
— Это танк, — поясняет Кенджи.
— И не один, — добавляет Адам.
— Так почему мы замерли на месте…
— Погоди, Джульетта, еще немного погоди…
И тут я вижу их. Целая процессия танков перемещается по главному шоссе. Я насчитала их шесть штук.
Кенджи тихо чертыхается.
— И что с того? — недоумеваю я. — В чем проблема-то?
— Есть только одна причина, почему Уорнер приказывал выступить более чем двум танкам на одном и том же маршруте, — говорит мне Адам.
— Что…
— Они готовятся к бою.
Я замираю.
— Он все знает, — соглашается Кенджи. — Проклятие! Конечно, ему известно все. Касл был прав. Он знает, что с нами идет подкрепление. Вот черт!
— Который час, Кенджи?
— У нас осталось сорок пять минут.
— Тогда пошли, — предлагаю я. — Нам некогда рассуждать о том, что случится потом. Касл готовился, он предполагал нечто подобное. Все будет хорошо. А вот если мы не успеем вовремя попасть в тот самый дом, тогда Уинстон, и Брендан, и все остальные могут умереть уже сегодня.
— Мы сами можем умереть сегодня, — замечает Кенджи.
— Да, — соглашаюсь я. — И это, конечно, тоже справедливо.
Теперь мы передвигаемся по улицам быстрее. Мы стремимся к цели. Перемещаемся по пустынному пространству, отдаленно напоминающему то место, где когда-то процветала цивилизация. Сейчас же я вижу только остатки былого мира. Маленькие домики-коробочки с квадратными уютными двориками. Теперь все это заросло сорняками и продолжает разрушаться на ветру. Сухая трава тихо похрустывает под ногами, ледяная и неприветливая. Мы начинаем считать дома.
Нам нужен дом 15–42 по улице Платанов.
Наверное, вот этот. Такой просто невозможно пропустить.
Это единственное строение на всей улице, которое, как кажется, еще функционирует. Оно недавно покрашено, такое чистое и ухоженное, темно-голубое, под цвет яиц малиновки. К двери ведет аккуратное крылечко с крутыми ступеньками, чуть дальше на веранде стоят два плетеных кресла-качалки возле огромного горшка с каким-то неизвестным мне цветущим синими бутонами растением. У самой двери лежит резиновый коврик, приглашающий зайти внутрь, с деревянной перекладины свисает колокольчик, позвякивающий на ветру. В углу я замечаю целый ряд глиняных горшков и лопату. Тут есть все-все-все, чего у нас больше не будет никогда.
Здесь определенно кто-то живет.
Но это невероятно, такого просто не может быть!
Я тяну Кенджи и Адама к этому дому. Меня переполняют эмоции. Я почти забыла, что нам теперь запрещено жить в таком старом и красивом мире.
Кто-то дергает меня назад.
— Это не то, что нам нужно, — тихо говорит мне Кенджи. — Не та улица. Черт! Не та улица, наша — через квартал отсюда.
— Но почему, ведь этот дом… То есть, Кенджи, тут ведь тоже кто-то есть… Тут кто-то живет…
— Тут никто не живет, — бросает Кенджи. — Кто-то все нарочно подстроил, чтобы сбить нас с толку. Скорее всего этот дом даже каким-то образом связан с нашими врагами. Может быть, это такая западня, чтобы приманивать людей, которые разгуливают на неконтролируемой территории. Пошли отсюда. — Он снова дергает меня за руку. — Нам надо поторапливаться. Осталось всего семь минут!
И хотя теперь мы перешли с шага на бег, я не перестаю оглядываться. Мне очень хочется увидеть признаки жизни. Вдруг прямо сейчас кто-то выйдет из этого дома, чтобы проверить почтовый ящик или понаблюдать за летящими птицами…
Может быть, мне показалось.
Может, я сошла с ума.
Но я могу поклясться, что я увидела, как качнулась занавеска в этом доме на втором этаже.
У нас остается 90 секунд.
Настоящий дом 15–42 по улице Платанов такой же заброшенный, каким я и предполагала его увидеть. Он в полном беспорядке, крыша стонет под грузом долгих лет забытья. Адам, Кенджи и я стоим за углом, нас не видно тому, кто сейчас находится внутри, да и вообще мы пока остаемся невидимыми для всех. Вокруг никого не видно, да и сам дом смотрится так, будто туда уже давно не ступала нога человека. Теперь мне начинает казаться, а не было ли вообще все это чьей-то злой шуткой?
Остается 75 секунд.
— Ребята, вы себя не выдавайте пока что, — говорю я Кенджи и Адаму. На меня вдруг нашло вдохновение, и мне хочется произнести целую речь. — Надо дать ему понять, что я явилась сюда одна. Но если что-то пойдет не так, тогда, конечно, вам нужно будет выступить. Хорошо? Но все равно остается риск, что ваше появление может резко ускорить ход событий.
Они оба молчат.
— Черт! Как я сам раньше об этом не подумал, — говорит Кенджи.
Я не могу сдержать ухмылку.
— Сейчас я отпущу твою руку, — сообщаю я.
— Что ж, удачи тебе, — удивительно мягко произносит Кенджи. — Мы будем рядом.
— Джульетта…
Я замираю, слыша голос Адама.
Он как будто хочет сказать мне что-то, но потом решает не говорить ничего. Прокашливается, потом все-таки шепчет:
— Обещай быть осторожной.
— Я обещаю, — говорю я ветру, сражаясь с собственными эмоциями. Не теперь. Сейчас мне не до них. Нужно сосредоточиться.
Я набираю в грудь воздух.
Делаю шаг вперед.
И отпускаю руку Кенджи.
Остается 10 секунд, и я пытаюсь восстановить нормальное дыхание
9
и стараюсь казаться храброй
8
правда заключается в том, что я насмерть перепугана
7
и понятия не имею, что меня ждет там, за дверью
6
я уверена, что сейчас у меня случится сердечный приступ
5
но повернуть назад я уже не могу
4
потому что вот уже и она
3
эта дверь, прямо передо мной
2
нужно только постучать в нее
1
но она внезапно распахивается сама.
— Как хорошо, — говорит он мне, — что ты явилась как раз вовремя.
— Как приятно видеть, — говорит он, — что молодежь все еще ценит пунктуальность. Меня всегда очень расстраивает, если кто-то понапрасну тратит мое драгоценное время.
В мою голову как будто натолкали оторванных пуговиц, осколков стекла и карандашных огрызков. Я медленно киваю, без конца моргаю как полная идиотка, но не могу найти нужных слов в ответ. Может быть, я их позабыла, а возможно, таких просто не существует. Так или иначе, я не знаю, что ему сказать.
Я даже не знаю, кого я ожидала здесь увидеть.
Может быть, я рассчитывала встретить дряхлого старика, сгорбленного и подслеповатого. Или вообще у него должна была бы оказаться повязка на одном глазу, а передвигался бы он с клюкой. У него непременно должны быть гнилые зубы, морщинистая кожа, лысина. Или он мог оказаться кентавром, единорогом, старым колдуном в заостренном колпаке. Да кем угодно, в конце концов, но только не тем, кто сейчас предстал передо мной. Потому что это невозможно. Это неестественно. Мне так сложно все это понять. Другими словами, все то, что я ожидала, было неправильно и ошибочно.
