В сумерках он прошел по Мейн-стрит и проник в магазин радио-и телеаппаратуры. Он оставил записку рядом с кассой, забрав с собой переносной телевизор «Сони». Включив его, Ник стал переключать каналы. Канал Си-Би-5 передавал сообщения, что РЕТРАНСЛЯЦИЯ НА МИКРОВОЛНОВОМ ДИАПАЗОНЕ ЗАТРУДНЕНА. Эй-Би-Си повторяла телесериал о том, как бойкая девчонка пыталась стать механиком на станции техобслуживания. Станция Тексарканы — независимая студия, специализирующаяся в основном на показе старых картин, развлекательных игр и религиозных программ, вообще не работала.
Ник выключил телевизор и отправился в кафе. Там он притотовил суп и сэндвичи для двоих. Он подумал, что было нечто жуткое в том, как горели фонари на улицах, заливая Мейн-стрит лужами света с обеих сторон. Он сложил еду в пакет. По дороге к дому Джейн Бейкер три или четыре собаки, очевидно голодные и одичавшие, следовали за ним, сбившись в стаю, привлеченные запахом еды, исходящим из пакета. Ник достал «кольт», но не мог заставить себя выстрелить, пока одна из собак не кинулась на него. Тогда он нажал на спусковой крючок, и пуля с визгом вонзилась в асфальт в пяти футах от него, оставляя серебряный след. Звук выстрела не донесся до него, но Ник почувствовал глухую вибрацию. Собаки разбежались.
Джейн спала, лоб и щеки у нее пылали, дыхание было медленным и затрудненным. Нику она показалась невероятно изнуренной. Обмакнув полотенце в холодную воду, он протер ей лицо. Затем оставил для нее еду на ночном столике, спустился в гостиную и включил цветной телевизор.
Си-Би-Эс не работала весь вечер. По Эн-Би-Си шла обычная программа, а вот изображение на канале Эй-Би-Си было нечетким, иногда как бы заснеженным, а потом вдруг вообще исчезало. Этот канал повторял старые программы, будто им нечего было больше показывать. Но это было неважно. Ник ждал программы новостей.
Когда же она началась, Ник был просто ошеломлен. Тема «Эпидемия супергриппа», как теперь ее называли, была основной, но комментаторы обеих станций говорили, что теперь ситуация взята под контроль. Противогриппозная вакцина была разработана в Центре вирусологии, штат Атланта, и уже на следующей неделе можно будет сделать прививку у своего врача. Довольно серьезные вспышки отмечены в Нью-Йорке, Сан-Франциско, Лос-Анджелесе и Лондоне, но везде ситуация под контролем. В некоторых районах временно запрещены многолюдные собрания и митинги.
«В Шойо, — подумал Ник, — истреблен целый город. Кто же так пошутил, кто?»
В конце сообщения телерепортер добавил, что поездки в большинство больших городов все еще запрещены, но запрет будет снят, как только вакцина станет общедоступной. Затем последовало сообщение об аварии самолета в Мичигане и о реакции на утвержденный Верховным Судом закон о сексуальных меньшинствах.
Ник выключил телевизор и вышел на крыльцо дома Бейкеров. Там стояло кресло-качалка. Ник уселся в него и стал раскачиваться. Движения успокаивали, убаюкивали, ведь он не слышал скрипа. Ник рассеянно наблюдал за светлячками, беспорядочно мелькавшими в темноте. Внутри облаков на горизонте были видны неясные вспышки молний, как будто и у этих туч были свои собственные светлячки, огромные светлячки размером с динозавров. Приближающаяся ночь обещала быть жаркой.
Так как телевидение было единственным визуальным посредником для Ника, он заметил в передаче новостей нечто, что другие, возможно, оставили без внимания. В ней не было никаких репортажей с мест, ни единого видеосюжета. Не было сообщений о результатах бейсбольных матчей, возможно, потому, что игры не проводились. Никакого прогноза погоды с картой — как будто метеоцентр США был закрыт. Судя по тому, что узнал Ник, так оно и было. Оба комментатора нервничали и казались расстроенными. У одного из них была простуда; он закашлялся и извинился. Оба ведущих время от времени бросали взгляды то вправо, то влево от камеры, перед которой они сидели… как будто в студии рядом с ними был некто, желавший убедиться, что все идет нормально, как положено.
Это было вечером 24 июня. Ник заснул на крыльце дома Бейкеров, ему снились ужасные сны. А теперь, на следующий день, он наблюдал, как умирает Джейн Бейкер, эта прекрасная женщина… и он не мог сказать ей ни одного ласкового слова. Она сжимала его руку. Ник смотрел на ее бледное, осунувшееся лицо. Кожа ее была теперь суха. Однако это не вызвало у него никакой надежды. Она умирала. Он уже научился различать эти признаки с первого взгляда.
— Ник, — сказала Джейн, слабо улыбнувшись, и сжала его руку в своих ладонях. — Я хочу еще раз поблагодарить тебя. Никто не хочет умирать в одиночестве, ведь так?
Он неистово затряс головой, и она поняла, что это означало не согласие с ее утверждением, а скорее неистовое опровержение смысла сказанного.
— Да, я умираю, — подтвердила Джейн. — Но это ничего. Вон в том шкафу есть платье, Ник. Белое. Ты найдешь его по… — Приступ кашля прервал ее. Когда она справилась с ним, то продолжила: — … по кружеву. Я надевала его во время нашего свадебного путешествия. Оно все еще подходит мне… или подходило. Мне кажется, теперь оно мне немного великовато — я похудела, — но это не имеет большого значения. Мне всегда нравилось это платье. Медовый месяц мы с Джоном провели на берегу озера Чартрейн. Это были самые счастливые две недели в моей жизни. Джон всегда старался сделать меня счастливой. Ник, ты не забудешь о платье? Я хочу, чтобы меня похоронили именно в нем. Тебя ведь не очень смутит то… то, что тебе придется одеть меня?
Ник проглотил комок и покачал головой, глядя на покрывало. Наверное, Джейн почувствовала печаль и неловкость, охватившие Ника, потому что больше не вспоминала о платье. Вместо этого она стала рассказывать о другом — легко, почти кокетливо. О том, как она, выиграв конкурс чтецов в средней школе, отправилась в Арканзас, где состязались декламаторы со всего штата, и как чулок спустился ей прямо на туфлю, когда она вдохновенно читала поэму Ширли Джексон. О своей сестре, которая отправилась во Вьетнам в составе баптистской миссии и вернулась оттуда не с одним или двумя, а с тремя приемными детьми. О путешествии, в Которое они отправились с Джоном три года назад, и как разъяренный лось загнал их на дерево и продержал там целый день.
— Поэтому мы сидели там и любезничали, — сонно сказала она, — как парочка влюбленных подростков на балконе. Господи, Джон был таким возбужденным, когда мы спустились вниз. Он был… мы были… влюблены… очень любили друг друга… любовь — вот что движет миром, я всегда считала… это единственное, что позволяет мужчине и женщине выстоять в этом мире, который, кажется, всегда хочет раздавить их… унизить их… заставить их пресмыкаться… мы… очень любили друг друга…
