На щитке оборудования замерцали лампочки. Не прошло и пятнадцати секунд, как вспыхнули все лампочки.
— Наши операторы снимали репортажи, которые были либо конфискованы, либо уничтожены. Донесения наших репортеров не проходили в эфир. Но все же у нас есть аутентичный репортаж, дамы и господа, у нас прямо в студии находятся репортеры — не профессионалы, но живые свидетели этого великого бедствия, которое, возможно, впервые возникло в нашей стране… и это не просто слова. Мы покажем вам некоторые из этих репортажей. Все они были сняты скрытыми камерами, поэтому не отличаются хорошим качеством. Но мы — те, кто только что освободил нашу собственную станцию, считаем, что вы увидите достаточно. Возможно, даже больше, чем вам хотелось бы.
Палмер взглянул прямо в камеру, достал носовой платок из кармана куртки и высморкался. Владельцы качественных цветных телевизоров видели, что он весь горит от высокой температуры.
— Если все готово, Джордж, то включай.
Вместо лица Палмера возникло изображение Бостонской центральной больницы. В дверях давка. Пациенты лежали прямо на полу. Коридоры переполнены; сестры, многие из них были, очевидно, больны сами, сновали туда-сюда, некоторые истерично плакали. Другие находились в шоковом состоянии. Кадры, изображающие военных, стоящих на перекрестках с автоматами наизготове. Кадры зданий, на которые были совершены нападения.
Снова появился Боб Палмер.
— Если с вами дети, дамы и господа, — тихо произнес он, — мы советуем вывести их из комнаты.
Размытые кадры грузовика, пятящегося вдоль пирса Бостонского залива, огромного грузовика, выкрашенного в защитный цвет. Внизу неуверенно двигалась баржа, покрытая брезентом. Двое солдат в противогазах выпрыгнули из кабины грузовика. Изображение прыгало из стороны в сторону, потом снова стало устойчивым, когда остановилось на кузове. Солдаты прыгнули в кузов, и целый каскад тел посыпался на баржу: женщины, старики, дети, полицейские, медсестры; они падали нескончаемым потоком. В какой-то момент съемки стало видно, что солдаты пользуются вилами.
Палмер продолжал свой рассказ целых два часа, хриплым голосом зачитывал сводки и сообщения, брал интервью у других членов команды. Все продолжалось, пока кто-то из военных на первом этаже не понял, что они даже не предприняли попытку взять штурмом шестой этаж, чтобы остановить происходящее. В 11.16 вещательная студия Дабл Ю-Би-Зэд была забросана двадцатью фунтами пластиковой взрывчатки.
Палмер и другие бунтари с шестого этажа были обвинены правительством США в государственной измене, и смертный приговор был приведен в исполнение немедленно.
Это была маленькая газета, выходящая раз в неделю в захолустье Западной Виргинии, издавал ее бывший юрист по имени Джеймс Д. Хоглисс, тираж ее был постоянно большим, потому что Хоглисс всегда яростно защищал права шахтеров в конце 40-х — начале 50-х и потому что его колонка главного редактора, направленная против истеблишмента, всегда была начинена водородными бомбами, направленными против правительства любого уровня, начиная от городского и кончая федеральным.
У Хоглисса был постоянный штат сотрудников, но ранним ясным летним утром он сам развозил газеты в «кадиллаке» 1948 года выпуска по улицам Дербина… которые были пугающе пусты. Газеты грудой лежали на сиденьях «кадиллака» и в багажнике. Это был плохой день для выхода газеты, она вышла одним листком в черной рамке. Заголовок возвещал: ЭКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК, первый экстренный выпуск с 1980 года, когда взорвавшаяся шахта Ледиверд погребла в своих глубинах одновременно сорок шахтеров. Подзаголовок гласил: ПРАВИТЕЛЬСТВО ПЫТАЕТСЯ СКРЫТЬ ЭПИДЕМИЮ ГРИППА!
Ниже: Специально для «Колл-Кларион» Джеймс Д. Хоглисс сообщает.
И еще ниже: Из достоверных источников нашему корреспонденту стало известно, что эпидемия гриппа (иногда называемая Кашляющей Болезнью или Мертвой Хваткой в Западной Виргинии) на самом деле смертельная мутация вируса гриппа, созданная нашим правительством в военных целях — в прямом противоречии с подписанной и нашей страной семь лет назад Женевской конвенцией, запрещающей исследования в области химического и бактериологического оружия. Наш источник, имеющий непосредственное отношение к вооруженным силам, сказал также, что обещанное появление спасительной вакцины — «наглая ложь». Согласно его версии, не разработано никакой вакцины.
Граждане, это более чем несчастье или трагедия, это конец всех надежд на наше правительство. Но если мы сами возьмемся за дело, тогда…
Хоглисс был болен и очень ослаблен. Казалось, он растратил все свои силы, составляя передовицу. Сила ушла из него в слова, и ее нечем было восполнить. В груди у него все клокотало, дышал он так, будто только что взбежал на гору. И все же он методично переезжал от дома к дому, оставляя там газеты, даже не зная, живут ли там еще люди, а если и живут, то хватит ли у них сил выйти и поднять то, что он оставил.
Наконец он добрался до западной окраины города, квартала нищеты с его лачугами и неистребимым запахом грязи и нужды. Остались только газеты, лежащие в багажнике, поэтому он оставил багажник открытым, и крышка медленно поднималась и опускалась, когда автомобиль подбрасывало на выбоинах. Он пытался справиться с раскалывающей головной болью, от которой у него двоилось в глазах.
Когда он подъехал к последнему дому — полуразрушенной хибаре у городской черты, у него оставалось еще газет двадцать — двадцать пять. Перочинным ножом он перерезал веревку, связывающую пачку, и позволил ветру разнести газеты куда тому угодно, думая о своем источнике информации, майоре с темными затравленными глазами, которого три месяца назад перевели из Калифорнии с какого-то объекта повышенной секретности под названием «Голубой Проект». Здесь майор занимался внешней охраной, и он продолжал сжимать рукой рукоятку пистолета, когда рассказывал Хоглиссу все, что знал. Хоглисс тогда еще подумал, что очень скоро майор пустит оружие в ход, если уже не воспользовался им.
Он снова уселся за руль «кадиллака» — единственной машины, которой он владел с двадцатисемилетнего возраста, и понял, что слишком устал, чтобы ехать обратно в город. Совсем рядом доносилось бормотанье речушки, в которой он ловил рыбу, когда был еще мальчишкой. Теперь, конечно, в ней не было рыбы — стараниями угольных компаний, — но звук был все таким же успокаивающим. Он закрыл глаза, заснул и часа полтора спустя умер.
«Лос-Анджелес таймс» успела напечатать только 26 тысяч экземпляров экстренного выпуска, когда военные, курирующие этот выпуск, обнаружили, что в нм напечатаны не объявления, как им сказали. Расправа была быстрой и кровавой. Официальная версия ФБР была такова: «революционеры-радикалы» (это старое и проверенное пугало) подложили динамит в редакцию газеты «Лос-Анджелес таймс», чем вызвали гибель двадцати восьми сотрудников. ФБР не стало утруждать себя объяснениями, как этот взрыв вогнал пулю в каждую из двадцати восьми голов, и потому их тела были смешаны с тысячами других, с жертвами эпидемии, сброшенными в море.
