Дом начали строить весной, сразу, как только с Чертова озера сошел лед. Ненавистному не терпелось увидеть свой дворец, а мастеровые боялись перечить, помнили науку. Дом был уже в рост взрослого мужчины, когда одна из стен рухнула. Ненавистный запорол еще одного подмастерья, а с мастеровыми имел долгий разговор.
Она играла во дворе с годовалым сыном и кошкой, единственной своей подружкой, когда увидела мастеровых. Лица двоих младших были белее снега. Старший, широкоплечий мужик с длинными жилистыми руками, казался мрачным и полным решимости.
Утро следующего дня выдалось ярким и солнечным. Тогда она еще не знала, что видит солнце в последний раз. Она шла к Чертову озеру за чередой, чтобы выкупать в ней сына. Кошка увязалась следом, ее кошка была вернее и преданнее всех собак на свете.
Будущий дворец Ненавистного стоял почти у самого озера. Ну как не подойти, не посмотреть? У кургана из отесанных камней сидели трое – давешние мастеровые. Они сидели и ничего не делали, точно чего то ждали. Или кого то…
– Вот она – первая встречная, – завидев ее, самый старший встал.
От слов этих вдруг повеяло могильным холодом. Пучок череды выпал из разжавшихся пальцев. Кошка припала к земле и зашипела.
…Она не успела убежать, эти трое оказались быстрее: догнали, скрутили, потащили к дому. Не помогали ни мольбы, ни угрозы. Их не испугало даже то, что она – женщина Ненавистного. Грязные холопы решили позабавиться с полюбовницей хозяина…
Если бы позабавиться… Она бы это пережила. Но они задумали иное…
Она поняла это, когда увидела узкий колодец, сделанный в фундаменте дома специально для нее, для первой встречной…
Вот что надумал Ненавистный. Чтобы этот проклятый дом стоял вечно, он решил принести ее в жертву. Господи, помоги…
Она была сильной и сопротивлялась отчаянно, но не совладала с троими мужиками…
Если встать на цыпочки, края каменного мешка доходили ей до подбородка.
– У тебя есть дети? – разговаривать нужно было с их старшим. Это в его руках была сейчас ее судьба.
– Годовалая дочка, – в его голосе почудилась жалость, и она посмела надеяться.
– А у меня маленький сын.
– Хозяин очень лют, ты же знаешь.
– У меня есть золото, я могу заплатить. – Она перешла на жаркий шепот. – Я заберу сына и убегу, а вы скажете ему, что исполнили приказ.
– Ничего не выйдет, – старший невесело улыбнулся, – он велел оставить в стене щель. На закате он придет, чтобы убедиться, что все сделано правильно. Прости.
Небо казалось синим синим. А люди говорят, что со дна колодца можно увидеть звезды. Бедный Владислав, бедный ее сын…
– Тогда убейте меня, – ладони прижались к нагретому полуденным солнцем камню. – Убейте и оставьте здесь. Обещаю, что прощу вас.
– Жертва должна быть живой…
– И умереть в муках?!
– Он придет убедиться…
Небо утратило синеву и стало черным, как сажа. Чернота просочилась в ее колодец и в ее душу. И когда душа стала черной, она увидела звезды.
– Красивая вещица, – шершавые пальцы мастерового царапнули шею.
– Что тебе нужно, несчастный?
– Зачем это тебе? – Он не сводил взгляда с медальона.
– А тебе?
Он усмехнулся мечтательно, как мальчишка:
– У моей жены никогда не было ничего подобного.
На мгновение шее стало больно, а потом медальон оказался в его руке.
– Нельзя! – Двое других в ужасе отпрянули от колодца. – У жертвы ничего нельзя брать, это не по правилам…
– Цыц! – Старший спрятал медальон за пазуху. – Что же такой красоте то зазря пропадать?!
– Любишь свою жену? – Она запрокинула голову, чтобы заглянуть ему в лицо.
– Больше жизни.
– Это хорошо, так ты будешь дольше мучиться, потому что я ее проклинаю! – чернота и звезды сделали ее голос сильнее набатного звона. – Проклинаю жену твою и весь род твой до тринадцатого колена!
– Замолчи! – Мастеровой испуганно перекрестился.
– Твоя жена умрет, как только твоя дочь перестанет пить материнское молоко! И дочь умрет! И дочь дочери! А потом я восстану, и последняя из твоего рода займет мое место! Радуйся, добрый человек, вместе со мной ты обрек на вечные муки ту, которую любишь больше жизни!
– Ведьма! – В его руках оказался камень, большой, грубо отесанный, а она вместо того, чтобы испугаться, рассмеялась.
– Хочешь меня убить, добрый человек? Убивай!
Бесконечно долгое мгновение мастеровой боролся с собой, а потом отшвырнул камень прочь.
– Скоро ты сама умрешь, ведьма! Будешь гореть в аду!
– Я уже в аду. – Смех царапал горло, но она не могла остановиться. – Торопись, добрый человек, твоей жене недолго осталось. Не теряй времени зря…
Она смеялась до тех пор, пока не оказалась замурованной в узком колодце. Скудный свет в ее могилу теперь просачивался лишь сквозь небольшое оконце. Через это оконце она могла видеть груду камней, берег Чертова озера и самый краешек неба. Это все, что оставили ей ее палачи. Это да еще клок сена на каменном полу…
Какое то время еще были слышны голоса мастеровых, а потом, когда они стихли, скудный свет, льющийся из оконца, на мгновение померк, и на колени к ней прыгнуло что то мягкое и пушистое. Кошка, которая вернее всех собак на свете, не захотела оставлять ее в одиночестве.
– Хозяйка! Эй, хозяйка! – послышалось снаружи.
Только один человек называл ее хозяйкой. Мальчишка художник, который по приказу Ненавистного рисовал ее портрет. На портрете она получилась очень красивой, гораздо красивее, чем в жизни, наверное, потому, что мальчишка был в нее немножко влюблен.
– Хозяйка, это я, Пантелей.
Она встрепенулась, вскочила на ноги, прильнула к оконцу. Взгляд уперся в босые, перепачканные озерным илом ступни.
– Ты видел? – спросила она шепотом.
– Видел, прятался в кустах. – Босые ноги исчезли, а через мгновение прямо на уровне оконца появилось веснушчатое лицо. – Хозяин ничего не знает, я ему расскажу. Ты потерпи.
– Он знает, – ей даже удалось улыбнуться. – Это по его приказу…
Мальчишка испуганно ойкнул.
– Чем я могу помочь тебе, хозяйка?
Он мог помочь, мог стать ее глазами.
– Узнай, что с моим сыном.
На закате пришел Ненавистный. Первой его почуяла кошка, выпустила когти, зашипела.
– Барбара, ты здесь?
– Твоими стараниями, любимый.
– Я не знал, что так выйдет. Зачем ты пошла к озеру, Барбара?
Она ничего не ответила. Какая сейчас разница – зачем? Ненавистный не изменит своего решения.
– А может, так даже лучше. Теперь ты останешься со мной навсегда. В моем сердце и в моем доме. Ты чего нибудь хочешь, Барбара? Проси, я исполню твою последнюю волю.
