Майлз открыл рот, чтобы заговорить, но выходило одно только сипение.
— Мистер Майлз, как вы?
Роджер издал звук, похожий на бульканье в проколотых мехах.
— Мистер Майлз? Сэр?
Круизный директор сглотнул, повел челюстью.
— Оно… было… здесь.
Сильная рука ухватила его за пиджак, помогая сесть.
— Ваша группа в панике промчалась мимо меня. Но мы ничего не нашли. Обыскали все примыкающие коридоры. Никого и ничего.
Роджер судорожно сглотнул, а потом — словно стремясь изгнать из себя всякую память об этом ужасе — перегнулся вперед, и его вырвало на золотистое ковровое покрытие.
— Капитан Мейсон! — Ле Сёр отчаянно жал на кнопку переговорного устройства. — У нас сигнал опасности, код три. Прошу вас, ответьте!
— Мистер Ле Сёр, — вмешался Кемпер, — она прекрасно знает, что у нас код три. Сама же его активировала.
Старпом оторопело уставился на него:
— Вы уверены?
Кемпер кивнул.
Гордон вновь повернулся к двери люка.
— Капитан Мейсон! — крикнул он в переговорное устройство. — Что с вами? Что там у вас?
Никакого ответа.
Он забарабанил в дверь кулаком, затем повернулся к Кем-перу:
— Как нам попасть внутрь?
— Никак.
— Черта с два! Где ручная блокировка сигнала тревоги? С капитаном Мейсон что-то случилось!
— Капитанский мостик укреплен точь-в-точь как кабина экипажа в самолете. Когда сигнал опасности включается изнутри, вход на мостик перекрывается. Полностью. Войти туда можно только с разрешения того, кто внутри.
— Должна же быть ручная блокировка!
Кемпер покачал головой:
— Ничего, что допускало бы проникновение террористов.
— Террористов? — Ле Сёр недоуменно уставился на Кем-пера.
— Вот именно. Новые нормы Кодекса ОСПС требуют возможности принятия на борту судна всесторонних антитеррористических мер. Крупнейший в мире океанский лайнер — это бесспорная мишень террористов. Вы не поверите, какими системами безопасности оснащено это судно. Поверьте, вам не проникнуть внутрь даже с помощью взрывчатых веществ.
Тяжело дыша, Ле Сёр, бессильно привалился к двери. Непостижимо. Может, у Мейсон сердечный приступ? Обморок? Он оглядывал встревоженные, растерянные лица людей, которые смотрели на него в ожидании поддержки — как на старшего, как на командира.
— Идемте на вспомогательный мостик, — скомандовал он. — Тамошние видеомониторы покажут нам, что происходит.
Он побежал по трапу, остальные — за ним; открыл дверь на служебную лестницу. Перепрыгивая через три металлические ступеньки, спустился уровнем ниже, потянул на себя дверь, затем помчался по коридору, мимо палубного матроса со шваброй к люку, ведущему на вспомогательный мостик. Когда группа вошла, находящийся на посту сотрудник службы безопасности, отслеживающий видеоэкраны, с удивлением вскинул на них глаза.
— Дайте камеры главного мостика, — распорядился Ле Сёр. — Все.
Дежурный нажал несколько клавиш, и на маленьких экранах появилось с полдюжины разнообразных видов капитанского мостика.
— Вот она! — с видимым облегчением произнес Ле Сёр. Мейсон стояла у руля, спиной к камере, по-видимому, такая же собранная и спокойная, как при их последнем разговоре. — Почему она не слышала нас по радио? — спросил он. — И когда мы стучали?
— Слышала, — буркнул Кемпер.
— Но тогда почему?.. — Ле Сёр осекся. Бывалый моряк ощутил легкое изменение вибрации громадного судна, изменение в движении моря. Корабль поворачивал. — Что за дьявол?
В то же самое время судно отчетливо и узнаваемо содрогнулось — двигатель прибавил обороты. Да еще как прибавил.
В груди Ле Сёра образовался и затвердел холодный, ледяной узел. Гордон бросил взгляд на дисплей, отображающий курс и скорость — цифры лавиной сменяли одна другую. Наконец высветились новые параметры. Самый полный ход. Двести градусов относительно истинного меридиана… Ле Сёр взглянул на соседнюю индикаторную панель — панель картплоттера. В великолепном ярком цвете как на ладони стало видно все: маленький символ корабля, прямую линию его нового курса, отмели и скалы Большой банки…
Старпом почувствовал, как у него подкашиваются колени.
— Что? Что такое? — спрашивал Кемпер, испытующе всматриваясь в лицо Ле Сёра. Потом проследил за его взглядом и тоже увидел картплоттер. — О Боже! — Шеф службы безопасности оторопело смотрел на зеленый экран. — Вы же не думаете…
— Что там? — присоединился к ним только что вошедший на мостик Крейк.
— Капитан Мейсон увеличила скорость до максимума, — произнес Ле Сёр глухим, безжизненным голосом, который ему самому показался чужим. — И сменила курс. Мы идем прямо на Каррион-Рокс.
Он вновь обратился к видеоэкранам, которые показывали капитана Мейсон у руля. Голова Кэрол чуть повернулась так что стал виден профиль, и Ле Сёр заметил на ее губах легчайшую, едва заметную улыбку.
Снаружи, в коридоре, драивший линолеум уборщик Ли Нг прервал на минуту свое занятие и прислушался. Что-то серьезное происходило там, за неплотно закрытой дверью. Но потом голоса смолкли. В любом случае он мог и неправильно понять. Языковая проблема, что поделаешь, несмотря на старательную учебу, его английский все еще не дотягивал до нужного уровня. Трудно в шестьдесят лет учить новый язык. А вдобавок сплошные морские термины, которых даже не было в его дешевом англо-вьетнамском словаре.
Он вновь принялся орудовать шваброй. Молчание за приоткрытой дверью вспомогательного мостика вдруг уступило место взволнованным голосам. Ли Нг подошел ближе, подставил ухо к двери и прислушался, одновременно возя шваброй. Голоса были громкие, настойчивые, и сейчас он понял, что с самого начала не ошибся.
Ручка швабры глухо стукнулась об пол. Ли Нг сделал шаг назад, потом другой. Затем повернулся и зашагал прочь. Потом побежал. Бег не раз спасал ему жизнь в отчаянных ситуациях на войне. Но сейчас, убегая, он понимал, что здесь не так, как на войне: тут нет места, чтобы укрыться, нет защитной стены джунглей за последним рисовым полем.
Здесь кругом океан. Бежать просто некуда.
Констанс Грин внимательно выслушала сделанное новым капитаном объявление по радио, испытав большое облегчение при известии о том, что «Британия» наконец поворачивает к Сент-Джонсу. Ее также обнадежили принятые на судне строгие меры. Иллюзию о том, что рейс по-прежнему является развлекательным, развеяли: теперь речь шла о безопасности и выживании. Возможно, подумалось ей, есть некая справедливость в том, что эта избалованная публика получила какое-то представление о реальной жизни.